Слушая, как Дис в общих чертах излагает, как будет выглядеть этот иск, юристы фирмы беспокойно ерзали. Дис был не похож ни на кого из тех, кого они знали до сих пор, и это было одной из причин, почему неловкость все нарастала. Сорокашестилетний начальник был начисто лишен солидности и вальяжности, которых можно ожидать от фигуры такого калибра. Профессора, учившие их в Гарварде или Стэнфорде, порой приходили на занятия в повседневной одежде, но Дис шел куда дальше – по утрам он приезжал на работу либо на ревущем мотоцикле, либо на пикапе и был одет при этом в футболку и джинсы. А по вечерам он иногда уносился прочь, чтобы закатиться в какой-нибудь кабак вместе со своими малоимущими дружками.
Дис не имел за плечами той первоклассной теоретической подготовки в области права, которой могли похвастаться собравшиеся в офисе молодые юристы, старавшиеся сейчас молча призвать на помощь свои знания всевозможных судебных прецедентов и истории права, которые можно было бы использовать в работе над подобным иском.
– Свежо, но нереально, – изрек Джон Кэрролл, который впоследствии стал федеральным мировым судьей и деканом Школы права Камберленда в Бирмингеме.
– Неосуществимо, – был приговор Стивена Дж. Эллмана, который позднее занял должность профессора в Нью-Йоркской школе права. И Эллман начал объяснять Дису, почему его идею невозможно реализовать. – Вы никогда не сможете преодолеть правовые барьеры, которые мешают представить такой иск на рассмотрение присяжных, чтобы возможность ответственности Клана за деяния его членов определяли они, – сказал он. – Корпорации обычно не несут юридической ответственности за преступления, совершенные их сотрудниками. Вам придется доказать, что совершение преступных деяний ради достижения целей СКА являлось официальной политикой этой организации или по крайней мере практикой, которую высшие должностные лица поощряли или которой потворствовали.
Эллман был прав. Если Дис не сумеет связать Шелтона и его ближний круг с конкретными актами насилия, инспирированными СКА, судья, скорее всего, не примет дело к рассмотрению.
Но Дис чувствовал себя уверенно, потому что ему уже довелось успешно опробовать свою правовую теорию на практике, когда он был финансовым директором избирательной кампании кандидата в президенты от демократов Джорджа Макговерна. В июне 1972 года директор по безопасности Комитета за переизбрание президента Джеймс Маккорд и четверо кубинских иммигрантов с помощью взлома незаконно проникли в офисы Национального комитета Демократической партии в отеле «Уотергейт». Едва ему стало известно об этом незаконном вторжении, Дис позвонил организатору избирательной кампании Макговерна Гэри Харту и убедил его, что демократы должны обратиться в суд с иском. Дис подал этот иск всего через три дня после незаконного вторжения, задолго до того, как большинство американцев начали понимать, во что выльется это неудавшееся ограбление.
Иск был подан не только к самим пятерым взломщикам, но также и к комитету за переизбрание Никсона – за то, что он их послал. В качестве одной из правовых норм, на которые Дис сослался при подаче иска, был параграф раздела 42 Свода законов США, иными словами, направленный против Клана статут, в котором речь шла о «заговоре с целью препятствования осуществлению гражданских прав». И именно этот пункт он намеревался использовать против СКА. После того как Никсон, чтобы избежать импичмента, ушел в отставку, комитет по его переизбранию согласился выплатить 850 000 долларов, чтобы удовлетворить требование истца.
Хотя молодые юристы Центра и восхищались многочисленными судебными победами Диса, им не нравилось новое направление, в котором он сейчас их толкал. За двенадцать лет своего существования Центр превратился в успешную прогрессивную некоммерческую юридическую фирму, занимающуюся широким кругом важных социальных проблем. В их число входили защита избирательных прав, дела, по которым обвиняемым грозила смертная казнь, и охрана труда.
По всем этим и другим вопросом работы было невпроворот, и эти юристы хотели ее выполнять, но опасались, что судебное преследование Клана за убийство его членами Дональда заставит их пойти по пути в никуда. Большинство этих юристов были северянами. И, по мнению Диса, они не имели настоящего понимания того, как расизм на Юге усугублялся, как взращивался и почему должен умереть.
Некоторые из юристов были против, когда в 1980 году Дис учредил новый отдел под названием «Программа слежения за Кланом». Он проводил расследование деятельности Клана, подавал против него иски и служил средоточием информации по группам, пропагандирующим расовую ненависть. Юристы приехали в Монтгомери для того, чтобы заниматься делами о защите гражданских прав, однако, как один из них, Деннис Блейк, написал Дису по поводу учреждения «Программы слежения за Кланом»: «Три из четырех ее целей не имеют никакого отношения к занятию юридической практикой». Молодые законники молча наблюдали за тем, как Дис спровоцировал Клан на поджог их штаб-квартиры. Теперь боссу требовалась охрана. Даже Кэрролл однажды получил письмо с угрозой убить его.
Дис любил ухарство, риск и вызов. Иногда это приносило плоды, но остальные юристы Центра полагали, что победа шефа в гражданской тяжбе с Кланом крайне маловероятна, к тому же на эту тяжбу потребовались бы колоссальные средства.
Но молодым адвокатам хватало ума лишь намеками выдавать свои чувства. Дис знал, что все они с ним не согласны, но он вовсе не собирался что-либо предпринимать, чтобы заручиться их поддержкой.
Око за око
Когда двенадцать граждан Мобила приговорили Генри Хейса к пожизненному заключению за убийство Майкла Дональда, их приговор был всего лишь рекомендацией. Генри еще должен был предстать перед судьей Брэкстоном Л. Киттреллом-младшим, который мог подтвердить приговор, сократить срок или изменить его на смертную казнь.
Судья был избранным должностным лицом, чутко реагирующим на политические веяния. Для общества, где царит межрасовая напряженность, казнь белого за убийство черного впервые за полвека будет серьезным знаком. С другой стороны, в начале 80-х было чем-то неслыханным, пренебрегая мнением присяжных, послать человека на смерть.
Сидя в своей камере в тюрьме Мобила, Генри большую часть времени проводил в думах о Дженет Дим, женщине, которая была старше него и в которую он влюбился незадолго до своего ареста. Генри писал ей письмо за письмом, признаваясь в любви. «Дорогая, я очень хочу, чтобы ты согласилась выйти за меня замуж, – писал он. – Время, которое я провел с тобой, – это лучшее время моей жизни». В письмах он твердил о своей невиновности и написал, что не «верит в смертную казнь или даже пожизненное». Но чем ближе становился тот день, когда судья должен был зачитать ему его приговор, тем чаще Генри снова, как и во время суда, начали сниться кошмары, и он просыпался в холодном поту.
Когда охранники привели Генри в зал суда, чтобы он начал слушать приговор, зачитывание которого будет продолжаться два дня, он увидел, что Дженет сидит рядом с его семьей. Он сосредоточил все свое внимание на ней, а не на том, что считал «цирком с клоунами, показывающими номера в суде». «Я по-прежнему чувствую себя во всем этом действе посторонним, – написал он в этот вечер Дим. – Карусель движется так быстро, что я не могу на нее запрыгнуть».
