Дис был обеспокоен тем обстоятельством, что из всех ответчиков только у Шелтона имелся адвокат. У него была впечатляющая история, которую он собирался рассказать присяжным, история, которую он готовил несколько месяцев, и он вовсе не желал, чтобы толпа ответчиков перебивала этот рассказ или чинила ему помехи, делая заявления или задавая вопросы, от которых воздержался бы любой адвокат. Так что если Говард не возьмет ход процесса под свой контроль, тот превратится в серию цирковых номеров.
– Я бы предпочел, чтобы хотя бы некоторые из ответчиков наняли для этого суда адвокатов, – сказал Дис, хотя он лично устроил так, чтобы адвокат Фрэнка Кокса на заседание не явился. – Мне бы хотелось попросить суд, чтобы он предостерегал мистера Хейса, когда он, выступая перед присяжными, начнет говорить о чем-то, не имеющем отношения к существу разбираемого иска. Думаю, разбирательство может превратиться в цирк.
– На данном этапе я не могу советовать мистеру Хейсу, как ему вести свою защиту, – ответил судья Говард.
Он прекрасно осознавал все опасности, проистекающие из того, что команде бывалых адвокатов будут противостоять те, кто совершенно не разбирается в праве и судопроизводстве. На стороне истицы выступали Моррис Дис, выпускник Колумбийского университета и штатный юрист Центра Ричард Коэн, который уже продемонстрировал свою недюжинную юридическую хватку, и сенатор штата Майкл Фигерс, являющийся высококвалифицированным адвокатом и к тому же самым влиятельным чернокожим политиком в южной части штата. На стороне ответчиков сидели Джон Мейз, адвокат, представляющий Шелтона, и шестеро остальных ответчиков, представляющих себя сами. Если бы это было уголовное дело, им предоставили бы защитников бесплатно, но в гражданских делах бесплатные адвокаты не полагались.
Судья Говард не мог уравнять силы сторон с точки зрения юридической подготовки, но он мог предоставить им необычно большую свободу в плане объяснений, которые будут даваться по делу. Некоторые судьи настолько погружены в юридический мирок и присущий ему жаргон, что просто не в состоянии говорить так, чтобы их поняли те, кто ничего не знает о праве и особенностях судопроизводства. Но Говард был не таков. Он делал все, чтобы и ответчики, и присяжные, и вообще все, кто присутствовал в зале суда, понимали, что происходит.
Адвокаты, представляющие истицу, долго спорили, не следует ли им сократить свою численность, но в конце концов решили, что у каждого из них будет своя важная задача. Задачей Диса было убедить присяжных в том, что правда на стороне истицы. Задачей тридцатидвухлетнего Коэна, работающего в Центре недавно, было следить, чтобы неопытный судья не допустил каких-либо ошибок, дающих основание для отмены вердикта присяжных. Что же до Майкла Фигерса, то в команде юристов, представляющих интересы истицы, непременно должен был быть и местный адвокат. Задача чернокожего служителя Фемиды была очень важна – он должен был выступить в прениях с заключительным словом.
Дис и его коллеги имели дело с коллегией присяжных, состоящей из одних только белых, заседающей в самом сердце Юга по делу, целью которого был разгром самой крупной организации ку-клукс-клана в Америке. В сущности, они просили этих присяжных послать обществу недвусмысленный сигнал о том, что на новом Юге больше нет места идеологам расового насилия, даже если с актами такого насилия их связывают только разговоры, полные косвенных намеков.
Дис привлек к делу шестерых бывших членов Клана в основном потому, что хотел, чтобы они рассказали свои истории в суде и присяжные увидели, что собой представляют эти люди. Но они были всего лишь пешками, которые он мог смахнуть с доски одним движением руки. Значение имели только Шелтон и СКА. Победа – свалить самого Имперского Мудреца и его организацию.
Дис опасался, как бы присяжные не приняли половинчатого решения в духе царя Соломона, признав претензии к шестерым членам Клана, но решив, что Шелтона и СКА несправедливо втянули в этот процесс. Коэна же беспокоило другое – он чуял, что судье Говарду это дело настолько не по плечу, что он вполне способен наделать грубейших ошибок, неизбежен окажется пересмотр, и работу над процессом придется начинать с самого начала.
Дис считал этот иск самым важным делом в своей жизни и поэтому взял с собой в зал суда свою семнадцатилетнюю дочь Элли. Прошло уже почти три года с тех пор, как явившиеся на их ранчо незваные ночные гости с автоматами напугали ее. Дис тогда дал себе слово, что покажет ей, чем он занимается и как, и она поймет, почему это так важно. Элли сидела на почетном месте в первом ряду зрителей между главой службы безопасности Центра и одним из двоюродных братьев Майкла Дональда.
Перед самым началом разбирательства Бенни и Кокс попросили судью убрать два из числа вещественных доказательств по делу: фотографию тела Дональда, привязанного к дереву, и веревку, которой Генри и Ноулз воспользовались, чтобы повесить его. Кокс провел в залах судебных заседаний достаточно времени, чтобы узнать кое-что о праве. Он знал, что представители защиты уже пытались протестовать против того, чтобы эти доказательства рассматривались присяжными во время предыдущих судов, но их протесты всякий раз отклонялись. Однако, решил Кокс, почему бы не попробовать еще раз?
– Я хочу заявить протест против включения в число доказательств той фотографии, на которой мистер Майкл Дональд висит на веревке, – сказал Кокс, когда присяжные покинули зал суда. – Она ничего не дает, только вызывает у присяжных ярость.
Дис тут же прищучил Кокса за то, что счел наглой попыткой вычистить из дела важную информацию:
– Это вещественное доказательство, демонстрирующее жертву суда Линча и показывающее, как было произведено линчевание, имеет большое значение и играет важную роль в доказывании правоты стороны истицы. Я попросил специалиста увеличить ее, потому что один из моих свидетелей, Ноулз, покажет, что это была нейлоновая веревка и что он прижег ее на глазах присутствующего здесь мистера Кокса. И это было частью сговора.
– Я принимаю эту фотографию в качестве вещественного доказательства, – сказал судья Говард.
Дис получил желаемое, но он почти всегда додавливал дело до самых границ дозволенного, а иногда заходил и дальше.
– Есть еще кое-что, что я бы хотел… – начал было он.
– Вы сильно рискуете, – перебил его судья, которому начинала надоедать агрессивная напористость Диса.
– Есть еще кое-что, что я бы попросил отметить в протоколе, ваша честь, – сказал Дис. – Один из ответчиков по этому делу уперся ботинком в голову парнишки, чтобы туже затянуть веревку.
– Я же уже сказал, что принимаю это доказательство, – ответил Говард.
Дису не было никакого дела до того, что почти все его оппоненты в этом зале суда были жалкими любителями, большинство из которых, вероятно, знали о праве даже меньше, чем средний гражданин. Он будет сражаться с ними так же яростно, как если бы его противником был сам Кларенс Дэрроу. Но когда процесс наконец начался, он был совершенно уверен, что судья настроен к нему крайне враждебно.
Подножка суду
Дис предвкушал свою вступительную речь перед присяжными целых два года. Он мог бы метать громы и молнии, обличая несправедливость, но знал – эмоции лучше проявить на более поздней стадии. И вместо гневных тирад он просто и по большей части спокойно набросал в общих чертах историю, которую позже расскажет подробно, и вкратце поведал о свидетелях, которых вызовет, надеясь, что присяжные будут с интересом ждать обещанных подробностей.
