В своей речи перед собравшимися Дис вспомнил имена мучеников, павших в борьбе за гражданские права. После выступления к нему подошел черный юноша и спросил его: «Кто такие Медгар Эверс, Виола Лиуццо и Эмметт Тилл?» Дис рассказал подростку о том, что сделало их героями.
Возвращяясь поздним вечером домой на машине, Дис был расстроен тем, что чернокожая молодежь, родившаяся уже после эпохи движения за гражданские права, почти ничего не знает о тех, кто погиб, чтобы они могли жить свободно. А те, кто принадлежали к белой расе, знали об одном из самых важных общественно-политических движений в истории Америки еще меньше. И Дис решил, что Центр должен построить мемориал в память движения за гражданские права, на котором будут навеки запечатлены имена тех, кто был убит в ходе борьбы.
Чтобы создать проект мемориала, Дис связался с Майей Лин, которая, спроектировав Мемориал ветеранам войны во Вьетнаме, стала одним из самых знаменитых молодых архитекторов Америки. Летя на Юг, в Монтгомери, она впервые в жизни прочла знаменитую речь преподобного Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта», после чего на салфетке авиакомпании «Дельта эрлайнз» в общих чертах набросала свое видение мемориала.
Чтобы почтить память мучеников эпохи движения за гражданские права, Лин спроектировала простой, подчеркнуто сдержанный мемориал, в центре которого – круг из черного гранита, на котором выбиты имена сорока одного мученика: мужчин и женщин, убитых с 1955-го по 1968 год из-за их роли в движении за гражданские права или же просто за цвет кожи. По меньшей мере шестеро из них были жертвами членов СКА. По их выбитым на граните именам постоянно течет вода, напоминая слова преподобного Кинга в его речи «У меня есть мечта» у подножия мемориала Линкольна: «Мы не удовлетворены и не будем удовлетворены, покуда справедливость не будет изливаться как вода, а правда – как мощный поток».
***
После вынесения вердикта по делу Майкла Дональда Диса должны были бы оценить по достоинству и почти повсеместно воздавать ему дань восхищения за победу, одержанную им в одном из самых важных гражданских дел по защите гражданских прав за целое десятилетие, но он не мог сделать ничего, не вызвав противоречивых суждений и пересудов. Он был, как выразился Ричард Коэн, «одной из самых скандально известных фигур в Монтгомери».
В значительной мере злоба, которую он вызывал, объяснялась его богатством и тем, как он им пользовался. Он жил со своей уже четвертой женой, биржевым маклером Лиз Брин, в большом доме на участке, который включал в себя теннисный корт, пруд и конюшню с двумя лошадьми. Этот его брак продлился всего лишь четыре года, и враги Диса посчитали его еще одним примером распутства. Но друзья Морриса знали его как романтика и идеалиста, который волей-неволей давал себя втягивать в такие отношения, которые, как было очевидно любому другому, продержатся примерно столько же, сколько держится мороженое под августовским солнцем Алабамы.
Людей возмущало, что, борясь за гражданские права, он одновременно имеет наглость вести роскошный образ жизни и к тому же, несмотря на свое богатство, платить себе жалованье, исчисляемое шестизначной суммой. Не помогало делу и то, что он по-прежнему ходил в джинсах, ездил на мотоцикле и не склонял головы ни перед кем: ни перед происходящими из старой южной аристократии сливками белого общества, ни перед обособленным кружком городских либералов, ни даже перед самыми видными и заслуженными деятелями движения за гражданские права.
«Тот факт, что этот белый южанин является борцом за гражданские права, выводит из равновесия других борцов, – сказал как-то Джулиан Бонд. – А если покопаться, то оказывается, что это потому, что у него куча денег». Отчасти вызываемое им раздражение, возможно, объяснялось его феноменальной способностью привлекать средства от благотворителей. Центр собирал на свою правозащитную деятельность более 4 миллионов долларов в год и почти треть этой суммы передавал в свой и без того богатый целевой фонд, тогда как некоторые другие группы, занимающиеся аналогичной деятельностью, с трудом выпрашивали деньги хотя бы на то, чтобы платить жалованьи сотрудникам, и это жалованье было вполовину меньше жалования сотрудников Центра.
Дис полагал, что продажа штаб-квартиры Клана принесет 200 000 долларов, но за нее удалось получить только 50 575, то есть менее одного процента от суммы, которую СКА должен был выплатить миссис Дональд. Небольшие деньги, но их хватило на то, чтобы купить миссис Дональд первый в ее жизни собственный дом. Он находился всего в нескольких кварталах от ее прежней квартиры в «Апельсиновой роще». Она бы осталась в своей муниципальной квартирке, но полученные от Клана деньги лишили ее права на социальное жилье.
Миссис Дональд умерла в сентябре 1988 года, всего через несколько месяцев после переезда в новый дом – и до того, как она успела сотворить много добрых дел с помощью денег, оставшихся после покупки. Ее свела в могилу не какая-то смертельная болезнь, а общее истощение организма, вызванное неизбывным горем.
***
Куда бы Роберт Шелтон ни обращал взор, везде он видел, что мир переменился, и эти перемены затронули даже его собственную семью. Его внучка Аманда говорила о том, что восхищается Мартином Лютером Кингом, а на улицах Таскалусы те самые люди, которые когда-то тепло обнимали Шелтона, теперь обходили его стороной. Он мог бы найти какой-то способ продолжать работу Клана, но сжег свои церемониальные ку-клукс-клановские одежды и все документы, его некогда несокрушимая воля к борьбе была сломлена, тоже превратилась в пепел.
У Шелтона было слабое сердце, и он проводил большую часть времени в своем доме, чиня и подправляя то одно, то другое, но стараясь беречь силы. Он стал домоседом и редко разговаривал со своими старыми друзьями по Клану. «Клан – это мои убеждения, моя религия, – сказал Шелтон новостному агентству «Ассошиэйтед пресс». – Но теперь другое время. Клан умер. Навсегда».
Когда шестнадцатилетний внук Шелтона, Джейсон, решил отреставрировать ретроавтомобиль «Шевроле Камаро Z/28», Шелтон проводил по несколько часов на подъездной дороге к дому, помогая парню приводить машину в порядок. Джейсон любил своего деда, но и боялся его, так как стоило подростку выразиться или повести себя неподобающим образом, старик больно давал ему по уху. По выходным Шелтон часто водил свою семью в сетевую кофейню «Криспи крим», где они угощались пончиками с шоколадной начинкой, и никто из окружающих понятия не имел, что этот добродушный старик – не кто иной, как некогда внушавший ужас Имперский Мудрец Соединенных Кланов Америки.
Единственным бывшим членом Клана, с которым Шелтон продолжал поддерживать связь, был Джеймс «Тигр» Ноулз. Он был убежден, что Тигр уже не тот бесчувственный убийца, который в 1981 году задушил Майкла Дональда. Но Ноулз по-прежнему был импульсивным и необузданным молодым человеком, и когда его не освободили из тюрьмы в ожидаемый им срок, в мае 1988 года, он попытался сбежать из Федерального исправительного заведения Сэндстоун в Северной Миннесоте. Продвинуться удалось недалеко – он сумел перебраться только через первое ограждение, после чего его вернули в тюрьму и посадили в одиночку.
