За чашечкой кофе я и передала ей как можно деликатнее новости из Болеславца.
— В данный момент там наверняка узнали ещё что-нибудь, — торопливо добавила я, — но Януш сообщит нам об этом лишь по возвращении домой. Утешает мысль, что у твоего Патрика масса конкурентов. Там выявился какой-то первый…
— Не верю я ни в какого первого, — угрюмо проговорила Гражина. — Лучше уж заранее настроиться на то, что виной всему Патрик, такое уж моё счастье. Может, он вообще по профессии вор, взломщик и убийца, что ж теперь поделаешь…
— Ну что ты плетёшь?
— А тогда почему он так подозрительно о себе молчит?!
Вот интересно, как же тогда вообще выглядят их свидания? Патрик молчит, но и Гражинка не бог весть какая разговорчивая. Уж мне ли не знать! Ведь того же Патрика я буквально вытащила из неё клещами, сама она даже мне ничего бы о нем не сказала. Да и сказала лишь потому, что я по уши сидела в расследовании преступления и знала о случившемся гораздо больше самой Гражинки. Она просто вынуждена была рассказать мне о своём хахале, если хотела, чтобы я помогла как-то распутать это дело.
— ..Молчит, молчит… — проговорила я задумчиво. — А когда выпьет, тоже молчит?
— Мне ещё не доводилось видеть его пьяным, — призналась Гражинка. — Ну, немного выпив вина, малость оживлялся.
— И что делал?
— Тогда его тянуло делать две вещи: или танцевать со мной, или громить трамвайные остановки Я встревожилась.
— И что, уже разгромил какую-нибудь?
— Пока нет, но проявляет к этому явную склонность. Как-то мы поехали за город — нам предоставили возможность пожить недельку в пустом доме лесника, — так он разобрал загородку для диких кабанов, после того как порядочно выпил. То есть от диких кабанов Я пыталась его удержать, а он знай твердил, что бедные животные тоже имеют право пользоваться полной свободой. Эти бедные животные изрыли и истоптали нашему благодетелю леснику всю морковку А он симпатичный, этот Патрик. Мне тоже очень не хотелось видеть в нем преступника.
И тут в голове мелькнула мысль, которой я вчера не придала значения. Собиралась вечером поговорить об этом с Янушем, но почему-то не вспомнила. Хотя понятно почему. После второй бутылки вина создалась атмосфера, совсем неблагоприятная для рассуждений на темы расследования. Не стоит сейчас признаваться в этом девушке, впрочем, о личном вообще не имеет смысла вспоминать, когда остались незатронутыми столь важные темы.
— Знаешь, я тебе так и не сказала, но ведь в твоих стенографических записях упоминается ещё одна личность, причастная к происшедшему в доме Вероники, — как можно спокойнее начала я. — Когда зашла речь о брате невесты, девицы заговорили о каком-то Кубе, да сразу же свернули на другое. Жаль, что следствие не уделило внимания этому человеку.
— Ты веришь в конопатого Кубу? — огорчилась Гражинка. — Я не верю, мало ли ещё о ком они могли упомянуть, не все же причастны к убийству. А Патрик так стоически молчит… Правда, как-то разговорились: он мне о своих родителях рассказывал и даже их фотографии показывал, но они уже умерли. Мне неизвестно, где он жил в детстве, то есть откуда он вообще появился в Варшаве. Друзей его я тоже не знаю, хотя он иногда здоровается с кем-то в ресторане, на дискотеке… А в театре взял да заснул.
— На чем?
— На Гомбровиче.
— Авангарда, значит, не любит, а ведь модная вещь. Ну что ты так переживаешь? Я как-то заснула на кинофильме о Горьком, а моя мать и вовсе на «Крышах Парижа». Все это мелочи, не отвлекайся.
Гражинка продолжила в глубокой задумчивости;
— И теперь я не знаю, что делать. Нельзя бросить человека в несчастье…
О! Правильно я рассудила. Как пить дать обвенчается со своим Патриком в тюремном костёле.
— ..А он убил старую женщину! Ради денег.
К тому же собственную тётку.
— Тётку?
— Ну не тётку, так двоюродную бабку.
— Постой-ка, ты все же что-то знаешь о нем.
Итак, он двоюродный внук Фялковских, сын их племянницы… Раньше все говорили, что наследник — племянник, а оказывается, сын племянницы.
— Этой племянницы никто в глаза не видел, даже бабуля Мадзи о ней понятия не имеет. Она никогда не бывала в Болеславце.
— А где бывала?
— Вот именно! — почему-то обрадовалась Гражинка. — Нигде не бывала! Никто её не знает, а он молчит.
Огорчительно такое слышать. Боюсь, следственные органы вряд ли сумеют преодолеть его молчание и заставят заговорить, во всяком случае, если это и произойдёт, то очень нескоро. И почему они оставили его допрос на самый конец? Что ж, тем более следует нацелить полицию на таинственного Кубу.
Поймав Януша в Болеславце по сотовому, я передала ему все, что знала о Кубе, и посоветовала как-то направить следствие по стопам этого веснушчатого кореша брата невесты. Януша не надо было предупреждать, чтобы действовал дипломатично, а не нахально пер, как я. Он лучше меня такие дела проделывает. В ответ Януш коротко бросил-, что процесс пошёл. Не знаю почему, но я эти слова пропустила мимо ушей, не придав им значения.
Вскоре позвонил Тот Пан. Гражинка успела приготовить себе второй кофе и стала собирать канцелярские принадлежности, готовясь засесть за компьютер, так что я могла целиком заняться разговором. Нового я от него ничего не узнала. Он лишь повторил, что, поскольку у болеславецкого коллекционера были интересные экземпляры марок, а там случилась какая-то афёра (так он выразился), не могли бы мы встретиться и поговорить? Может, в каком-нибудь магазине или ещё где…
При слове «афёра» я насторожилась, как боевой конь при звуках воинской трубы.
— Какая афёра? Вообще-то я жутко занята…
Неужели блочек…
— Афёра не филателистическая.
— Я полагаю, что марки покойного мне известны, раз я лично была в Болеславце. Во всяком случае, болгарский блок видела собственными глазами. Так какая же афёра?
— Думаю, нумизматическая. Видите ли, этот коллекционер интересовался и монетами, но не афишировал себя, тихо сидел, как мышь под метлой. Монеты он не любил продавать. А теперь, похоже, их украли.
— Украли.
— Потому-то мне и хотелось бы встретиться с пани.
Тут и мне захотелось с ним встретиться.
Я предложила магазин на улице Хожей, там совсем близко, на Кручей, есть очень уютный бар, где можно посидеть. Мне никогда не нравилось разговаривать стоя, с молодости не любила и не умела, не понимала людей, которые любят вести разговоры во время прогулок, тогда все умственные и физические силы человек вкладывает в ноги. А вот сидя в уютном кафе, в мягком кресле, за чашкой кофе или бокалом пива, — совсем другое дело. Можно и подумать, и поговорить.
Мы условились встретиться через час.
