«Шкатулка!»
Джек очертя голову бросился наземь, в золу. Удар от падения он почувствовал, но не услышал: возможно, весь мир разразился громом, а может, погрузился в безмолвие – в жутком, неуловимом для уха, исполненном муки драконьем реве о сем оставалось только гадать.
«Шкатулка… Где же шкатулка… Луна ведь вовсе без пальцев останется!»
Руки нащупали железную крышку, поддели край, потянули…
Окутавшись облаком пепла, Джек поднялся на ноги и с лязгом откинул крышку шкатулки. Над головой корчилось в муках черное тело исполинского змея. Дракон был ранен, однако не мертв. Он мог продолжать жить и без сердца. Едва не угодив под шальной удар огромной когтистой лапы, Джек пригнулся пониже и побежал к королеве.
Луна сияла, точно луна, на время одолжившая у солнца все его великолепие. Вот только времени на трансмутации нет. Подбежав, Джек поспешно подставил Луне железную тюрьму.
«Христос Всемогущий, да ведь рука сожжена до костей!»
Сжатая ладонь Луны замерла над черным провалом. Казалось, королеве не разомкнуть сведенных судорогой пальцев. На лице ее недвижно застыла гримаса невыразимой боли.
«Прости…»
С этой мыслью Джек коснулся ее запястья краем железной стенки.
Солнце кануло в черную бездну. Сердце Дракона светило так ярко, что Джеку на миг показалось, будто весь свет небесный разом угас. Однако металл в ладонях он чувствовал, даже ничего не видя. Крышка шкатулки захлопнулась, и…
Тишина.
Уши словно заткнули ватой. Сощурившись в потускневшем свете, Джек понял, что среди углей вокруг не видать ни движения. Вот стена, а вон там, невдалеке, ряд уцелевших домов, а вот, совсем рядом, и дивные неуверенно поднимаются на ноги, и только в том месте, где высилась черная громада Дракона, не осталось ничего – лишь хлопья пепла, кружась, медленно оседают на землю.
Шкатулка в руках потеплела. Щит на крышке украсился языком пламени.
Луна покачнулась. Видя это, Джек едва не отбросил шкатулку, однако вовремя опомнился и как можно скорее, но с осторожностью поставил ее подальше. Поднятая рука королевы недвижно замерла в воздухе. Где прежде была покрытая волдырями плоть, ныне не осталось ничего, кроме почерневших костей и обгорелой полоски замши – остатков манжеты перчатки. Глаза ее были округлены, брови высоко подняты, словно она никак не могла поверить, что Джек – здесь, перед ней.
Джек кое-как улыбнулся, но, стоило заговорить… Должно быть, кричал он от души: голоса почти не осталось.
– Не стоило опасаться, – сказал он. – Мне суждена другая смерть. Я видел.
С этим оба устало осели в золу и принялись ждать. Скоро подойдут остальные и помогут им добраться домой.
Лондон, затем Ислингтон, десять часов ввечеру
Так скоро Луна проснулась лишь по необходимости: сегодня ей еще предстояло встретиться с Гир-Карлин, иначе она, почти не нуждавшаяся в сне, могла бы пролежать в кровати целый месяц кряду. Она по-прежнему оставалась полуслепой – после яркого сияния драконьего сердца глаза никак не могли привыкнуть к дворцовому сумраку, а что до руки…
«А я ведь еще до этого полагала, будто рука погублена. Пожалуй, нужно спросить Нуаду Темерского, кто смастерил ему руку из серебра».
Однако коснись сердца Джек, он бы погиб на месте, а этого Луна боялась несказанно. Даже мысли об утрате еще одного Принца меньше, чем через год после смерти прежнего, вынести не могла. Какую смерть показал ему посох из черного дерева, он говорить отказался, и Луна до последнего не сомневалась: то была гибель в битве с Драконом.
Майкл Девен… Энтони Уэйр… что ж, когда-нибудь следом за ними уйдет и Джек Эллин – но еще не сейчас.
Поддерживая Луну с левого бока, со стороны пострадавшей руки, Амадея помогла ей сесть прямо, обложила со всех сторон подушками и подала кружку, до краев полную лучшего меда сестер Медовар.
– Мы и Принцу кружечку отнесли, – сообщила леди обер-гофмейстерина. – Проснется и выпьет.
– Буди его немедля, – прохрипела Луна. Казалось, от ее голоса остался лишь жалкий призрак. – Когда мы встретимся с Никневен, он должен быть рядом.
При помощи придворных дам она оделась и натянула на руку новую перчатку, что, при негнущихся пальцах, оказалось делом отнюдь не из легких. Окинув взглядом обугленную кисть, она отметила, что тонкие косточки сплавились воедино, и решительно спрятала их под тонкой замшей. На ладони без кожи и плоти перчатка сидела неважно – болталась, морщила, однако с этим придется смириться.
«Луна и Солнце! Мы ведь должны вернуть посох Калех!»
Как Керенель сумел раздобыть его, Луна даже не спрашивала – из страха узнать правду. Но за ту пользу, что он принес, она была готова заплатить едва ли не любую цену: посох Хозяйки Зимы спас их всех. Во время одевания Иррит принесла вести из города – о том, что пожары повсюду усмирены. Кое-где Лондон еще горел, но главная опасность миновала. Завтра король на Мор-филдс выступит с речью перед народом и начнет восстанавливать былое величие столицы.
Несмотря на все храбрые речи Джека, в возможность сего Луне верилось с трудом. Одно дело – слышать о разрушениях, другое – чувствовать снизу новые и новые бедствия наверху, но собственными ногами пройтись сквозь тучи пепла – это совсем иное. Когда ветер немного разогнал пыль, она взглянула с Олдергейтских ворот на реку. Выжженная пустыня по обе стороны от развалин Собора Святого Павла тянулась дальше, чем достигал взор…
«Довольно. Никневен ждет».
И не только она, но и Джек Эллин. Его Луна обнаружила сразу же за дверью спальни. Несмотря на усталость, выглядел Принц вполне бодрым. Сколько же меда влили в него слуги? Впрочем, неважно: когда мед выветрится, он сможет спать хоть целый год, если пожелает.
– Идем? – спросил он, предлагая Луне руку.
Луна пристроила на его локте недвижный остов левой кисти, и оба отправились наверх, навстречу дыму и пеплу Лондона.
Возможно, хитроумно рассчитывая в ожидании исхода битвы смягчить сердце Никневен радушием, сестры Медовар предложили для переговоров Дом Роз. Во всяком случае, когда Луна с Джеком присоединились к ним, заложницами сестры, определенно, не выглядели – хотя, судя по обиженным взглядам Гертруды, убедить Гир-Карлин принять угощение ей так и не удалось. Обе королевы устроились в удобных креслах, лицом друг к дружке. Обеих сопровождали стражи. Кроме того, Луне сопутствовал Джек, а Никневен – Керенель.
– Первое, – заговорила Гир-Карлин, минуя все обычные любезности, предшествующие подобным беседам. – Ты вернешь посох Калех Бейр.
В отсутствие надобности биться с Драконом, самой Луне посох нести не пришлось. Рыцари Халцедоновой Стражи кинули жребий, и проигравшей оказалась Сигрена. С поклоном кавалерственная дама подала посох Никневен, а та, как ни в чем не бывало, не позаботившись даже перчаток надеть, приняла его и передала слуге. Возможно, прикосновение к посоху не причиняло ей никаких неудобств, а может, гордость Гир-Карлин оказалась превыше стужи и страха.
