Разумеется, в долг… но долг еще поди выжми из королевской мошны, а удавалось сие не столь часто, чтобы внушать кому-либо покой. Хронически нуждаясь в деньгах, расплачиваться с долгами Корона не торопилась.
– Ну, а залог хорош?
– Куда там… пойло свинячье. Однако у нас война на заднем крыльце. Не хотим, чтобы скотты отпялили нас в гузно – денег Его величеству придется дать.
– Подумать только, – вздохнул Энтони, – и эту загвоздку должен разрешить один самодержец, занимающий оба трона…
– Ну да, совсем как с ирландцами, – согласился Соам, откинувшись назад и вжавшись спиною в угол. – Должно быть, это – все равно, что править тройкой лошадей, когда каждая так и норовит побольней тяпнуть соседку.
Меткое сравнение, что и говорить. Старик Яков, Карлов отец, мечтал собрать свои владения под одну корону, став не тремя королями в одном лице, но одним королем, правящим одною объединенной страной. Или, по крайней мере, объединенными Англией и Шотландией: в его желании включить в сие благолепное согласие и Ирландию Энтони сомневался. Но, как бы там ни было, мечты Якова не сбылись: недовольные восшествием на трон шотландца, англичане отнюдь не одобряли подобных перемен.
Однако разделение царств принесло с собой множество неизбежных затруднений, и Карл, как показала недавняя загвоздка с шотландскими ковенантерами
[7], был склонен разрешать их, не деликатничая. Их нежелание принимать англиканский молитвослов Энтони вполне понимал: попытки короля навязать его северным пресвитерианам были задуманы и претворены в жизнь так же скверно, как и вся эта треклятая война. Однако изгнание из Шотландии англиканских епископов только ожесточило короля пуще прежнего.
Энтони принялся выкладывать на грязную столешницу палец за пальцем, составляя в уме карту политического ландшафта. Лондонские олдермены отказывали Короне нечасто, однако городской совет в последнее время сделался крайне неуступчивым. Уж в их-то ответе можно было не сомневаться: они выступали против той мартовской ссуды, и выступят против нынешней.
По силам ли Сити собрать такие деньги? Несомненно, да. Многие олдермены и богатые горожане были так или иначе связаны с Ост-Индской компанией, Компанией острова Провидения и иными крупными торговыми предприятиями. В Ост-Индской состоял и сам Энтони, и лорд-мэр Эббот. Прежде компании не раз ссужали Корону деньгами, однако по мере того, как все больше и больше ссуд оставалось невыплаченными, начали проявлять недовольство.
Вдобавок, о роли религии не стоило забывать и здесь, на юге. В Лондоне проживало немало сочувствующих борьбе шотландских пресвитериан, и Энтони прекрасно понимал: отринь Англиканская церковь епископат и прочие папистские побрякушки, многие олдермены были бы только рады. А если так, попыток подавить шотландское инаковерие они отнюдь не одобрят.
Что же одолеет – религия или нация? Идеология или экономика?
– А каковы дела в армии? – спросил он. – Оправдана ли нужда короля?
На это Соам поманил пальцем прислужницу, велел принести еще вина, дождался его появления и лишь после ответил.
– Пью за этих бедняг там, в Бервике, – с мрачной торжественностью сказал он, салютуя кружкой солдатам, отправившимся на войну. – Половина не отличает правой ноги от левой, а вооружены они, судя по тому, что я слышал, только вилами да площадной бранью. Голод, оспа, завшивели с головы до ног… лично я не согласился бы занять их место даже ради всех девок христианского мира.
– И никаких шансов на мир?
Не успел Соам и рта раскрыть, как Энтони отмахнулся от собственного вопроса.
– Да, понимаю, шанс есть всегда. Но это потребует кое-какой дипломатии, к которой Его величество вряд ли склонен прибегнуть.
Да, если понимать под дипломатией готовность к уступкам. Между тем Карл вовсе не славился уступчивым нравом, особенно в вопросах хитросплетения религиозных и королевских прерогатив
[8]. Шотландцы же умудрились наступить на обе эти мозоли, да не как-нибудь, а кованым башмаком.
Соам вновь затянулся табачным дымом и скорбно опустил взгляд в глубину трубочной чаши.
– Не падайте духом. Его королевское величество не собирается продавать еще одной монополии – о, прошу прощения, патента! – либо возлагать на наши плечи еще какой-нибудь налог трехсотлетней давности. По крайней мере, эта ссуда может быть выплачена.
– Дай-то бог, дай-то бог, – пробормотал Энтони. – Мир – и то куда как вероятнее. Как по-вашему, согласятся эти шотландские ковенантеры на мир, если король посулит им парламент?
– В то время, как уж целых десять лет отказывает в нем нам? Много ли на это шансов?
– Тактика проволочек, – пояснил Энтони. – Это позволит королю распустить армию – хотя бы на время, и более тщательно подготовить следующий ход.
Собеседник Энтони задумался, подперев кулаком подбородок.
– Возможно, толк из этого и выйдет. Но вы же понимаете: если он созовет парламент там, народ потребует парламента и здесь. Такой шкатулки Пандоры король наверняка открывать не захочет.
Истинная правда. Парламенты созывались волею короля, а десять лет назад Карл недвусмысленно дал понять, что с ними покончено. Парламентарии-де слишком уж часто заводят с ним споры, а посему отныне он будет править Англией лично, без оглядки на сие вздорное учреждение. Да, таково было его право, однако это не прибавило затее Карла ни популярности, ни, кстати заметить, успеха.
Отметив задумчивое выражение на лице Эндрю, Соам вопросительно приподнял бровь.
– У вас есть соображения.
Верно, вот только делиться ими Энтони не желал. Допив вино, он отрицательно покачал головой.
– Проблему войны с Шотландией решать не нам. Благодарю за предупреждение: я прощупаю членов городского совета и наших с вами коллег и погляжу, не изменились ли с марта их взгляды. Не желаете ли присоединиться сегодня вечером к нам? Кэт оправилась настолько, что может выходить из дому, и хочет поехать на ужин в Ковент-Гарден. И обществу будет рада.
– Возможно. Во всяком случае, к вечеру я вам визит нанесу.
Энтони улыбнулся, поднялся из-за стола и откланялся. Однако, покинув «Голову пони», направился он вовсе не на север, к Лондонской Ратуше и прочим правительственным учреждениям. Дабы что-либо изменить, ему требовалось побывать совсем в другом месте.
Халцедоновый Чертог, Лондон, 3 июня 1639 г.
Собрание в малом приемном зале могло бы являть собою подлинное воплощение благонравных придворных в час отдыха. В углу один из джентльменов флиртовал с леди, прочие же сидели вокруг небольшого стола за игрой в карты. Вот только леди была одета в юбку с фижмами, вышедшую из моды еще во времена старушки Елизаветы, тогда как ее возлюбленный казался сделанным из ожившего камня; за карточным же столом на кон ставили давно позабытые воспоминания о среброкузнеце с повитухой да о плотнике со служанкой. На единственного в зале смертного, музыканта, чья флейта вовсю старалась пробиться сквозь неумолчную болтовню дивных придворных, почти никто внимания не обращал.
