Буря продолжалась, и отъезд отложили на неопределённое время. Из-за шквального ветра поставить палатки не удалось, и нам пришлось ночевать под проливным дождём. Костёр общими усилиями кое-как разожгли, но сухого дерева было не найти на километры вокруг, и прожил наш источник тепла недолго. Меня, конечно, переодели в условно сухое и дали глотнуть спирта, но я всё равно простудился. Когда через пару дней меня уже почти без сознания привезли в ближайший посёлок, оказалось, что это была не простуда, а пневмония. Вызвали вертолёт, и нас с Алисой отправили в Норильск.
Следующую пару дней я помнил смутно. Алиса дежурила у моей постели, всё время держа меня за руку. Наверное, это меня и спасло. Когда на третий день я пришёл в себя, слабый, как новорождённый котёнок, Алисы рядом не было. Доктор отправил её в гостиницу спать. Я ждал, а Алиса всё не возвращалась. Я, конечно, понимал, что ей тоже нужен был отдых, но обида всё равно потихоньку заползла в мою душу и свила там себе уютное гнёздышко. Только часа в три пополудни, когда я, позабыв обиды, уже начал по-настоящему за неё волноваться, Алиса впорхнула в мою палату, сияя от счастья. Давно я её такой не видел. Она подлетела к моей кровати и, не дав мне рта раскрыть, вывалила на меня свои новости. Оказывается, в той же гостинице, где она ночевала, остановился небезизвестный профессор Петров. Он как раз привёз группу, чтобы исследовать мегалиты Путорана. Через несколько часов они должны были лететь на вертолёте к этим чёртовым камням, а его ассистентка споткнулась и сломала руку. В общем, появление Алисы случилось как нельзя кстати. Ей даже не пришлось упрашивать профессора, чтоб её взяли.
Я слушал и не мог поверить своим ушам. Моя Алиса бросала меня одного, насквозь больного и беспомощного, чтобы удовлетворить своё научное любопытство. Такое просто не укладывалось в голове. А Алиса, не замечая моего шокового состояния, продолжала щебетать что-то восторженное, мол, я оглянуться не успею, как пройдёт неделя, и она вернётся как раз к моему полному выздоровлению. Вот так мы и расстались навсегда.
Я бойко выздоравливал, несмотря на то, что мне хотелось умереть от такого предательства, и с ужасом ждал окончания недельного срока, когда нам придётся выяснять наши отношения с Алисой, впервые с пятого класса. Когда прошла неделя, и Алиса не вернулась, я поначалу был даже рад отсрочке. На следующее утро ко мне в палату вошёл мой доктор и, глядя куда-то в сторону сказал, что у него дурные вести. Экспедиция не вернулась. На обратном пути вертолёт попал в грозу, и связь с ним потеряна. Ведутся поиски, но погода по большей части им совсем не способствует — буря. У меня потемнело в глазах. Что такое буря на Путоране, я хорошо узнал на собственной шкуре.
Плохо помню, что было потом, мне резко поплохело. В том, что случилось с Алисой, я винил себя, потому что не смог быть рядом с ней, чтобы уберечь, защитить мою девочку. Если её больше нет, то и я тоже не хотел больше жить. Мой организм послушно откликнулся на намерение хозяина уйти из жизни, я действительно стал медленно загибаться, несмотря на все старания врачей, и, наверное, через несколько дней действительно бы умер, если бы не случилось чудо. Как-то раз, не то во сне, не то в обморочном бреду мне привиделась моя любимая. Одна, мокрая, замерзшая, с разбитой головой, она карабкалась по размокшему склону сопки и рыдала в голос от боли и ужаса. Это видение меня просто вывернуло наизнанку. Алиса была жива, ей нужна была моя помощь, а я тут фрустрирую, как подросток. Через неделю я выписался из больницы под расписку и, даже не зайдя в гостиницу, отправился в спасательную службу. Три долгих года я искал мою девочку и не позволял себе поверить в то, что она погибла. Обломки вертолёта так и не нашли. Видимо, из-за грозы он сбился с курса и упал где-то далеко в горах.
Я вспоминал в деталях наши последние дни с Алисой, и мне становилось легче. Боль, которая сдавливала мне горло и не позволяла дышать при малейшем напоминании о моей любимой, притупилась и превратилась в светлую грусть. Я перестал винить себя в её смерти. Вот ведь какая насмешница, моя судьба. Если бы не тот белобрысый киллер, устроивший мне шоковую терапию, я бы до сих пор прятался в своей защитной скорлупе, стараясь не думать, не вспоминать. Наверное, мне стоит его поблагодарить, если ещё свидимся.
За окном окончательно стемнело. Я вгляделся в оконное стекло, залитое дождём, и понял, что напротив меня за столиком действительно кто-то сидит. Резко обернувшись, я наткнулся на Светин обеспокоенный, почти испуганный взгляд. Интересно, давно она наблюдает за моим путешествием в прошлое? Нужно было срочно придумать убедительную отмазку. Да какого чёрта? Вот возьму и расскажу ей обо всём. Что такое криминальное, в конце концов, мне от неё нужно скрывать? Ну, спрашивай, дорогая. Больше не будет секретов в наших отношениях. Светик вздохнула вроде бы даже с облегчением.
— Пойдём домой, Тоша, — сказала она тихо и поднялась с диванчика.
И мы пошли домой под дождём, обнявшись под одним зонтиком. Мой порыв вывалить на Светика всю правду — матку угас так же быстро, как и разгорелся. Было так уютно шлёпать по лужам, а потом, переодевшись в тёплую толстовку, сидеть за кухонным столом и смотреть, как Светик привычными отточенными движениями накрывает на стол, готовит что-то вкусненькое, разливает чай с травками по большим керамическим кружкам. Ну кому нужны эти тайны, эти мои странные сны? Прав был мой гномик, нужно просто смириться и забыть. В эту ночь, когда я умиротворённо проваливался в сон под монотонный шум дождя, мне казалось, что это загадочное приключение навсегда ушло из моей жизни. Я перелистнул эту страницу, и теперь легко смогу продолжать жить как ни в чём не бывало. Эх, как же я ошибался.
Я снова стоял на знакомом до мельчайших деталей обрыве. Из-за его неровной кромки уже выглядывал краешек оранжевого солнечного диска. На фоне неба, окрашенного всеми оттенками розового и сиреневого, силуэт девушки казался полупрозрачным. Я сразу понял, что сон изменился. Больше не было золотистого одуванчика с танцующими вокруг него бабочками. Волосы незнакомки были повязаны лёгким бледно-розовым шарфиком, как давеча в кофейне. Свежий ветерок играл с концами шарфика закручивая их в причудливый узор. Я поймал себя на том, что опять стою как завороженный, и не могу оторвать от своего взгляда от незнакомки. Ну уж нет, не в этот раз. Что там советовал Антоша? Подойти и вежливо поздороваться. С решимостью камикадзе, я сделал несколько быстрых шагов к краю обрыва, подсознательно ожидая, что, как обычно, сейчас проснусь в своей постели. Девушка услышала мои шаги и легко поднялась навстречу. Она приветливо улыбнулась и знакомым до боли жестом поправила выбившуюся прядку. Передо мной стояла Алиса, вернее Красотка.
— Здравствуй, Антон, — как ни в чём не бывало сказала девушка голосом Красотки и протянула мне узкую ладошку. — Я Да́ли.
Я автоматически пожал протянутую руку, не в силах оторвать взгляда от её лица. Первый шок прошёл, и я увидел разницу. Это была, конечно, не Красотка, но «похожа до жути», как подметил недавно белобрысый киллер. Чертами лица девушка-одуванчик отличалась от Алисы совсем чуть-чуть. Немного более вытянутый подбородок, слегка курносый носик, более тонкие губы. Главное отличие было в цвете глаз. У Алисы глаза были цвета стали и меняли оттенок, в зависимости от погоды и одежды, от зелёного до фиалкового. А у Дали глаза были пронзительно голубые, почти бирюзовые. Такого цвета бывает вода в бассейне, если дно облицовано голубой плиткой.
