Ренат незаметно наступил ей на ногу под столом, что не укрылось от гостя.
– То ли еще будет! – воскликнул Вернер. – Без меня вам не обойтись, ребята.
Лариса молча пыталась сообразить, что происходит. Подвеска на ее груди продолжала нагреваться и начала обжигать кожу.
Вернер протянул руку, словно прося милостыню. Однако его жест означал другое. Он требовал отдать Перо Анубиса
[3], на кончике которого таилась смерть.
– Вы не сумеете правильно распорядиться этим колдовским атрибутом, – прошептал он. – И попадете в неприятности. Все, кто владел Пером до вас, плохо кончили.
– Нам это известно, – отрезал Ренат.
– Перо! – требовательно повысил голос Вернер. – Избавьте себя от лишних хлопот.
– Что бы ни случилось, справимся без вас.
Черты гостя исказила гримаса недовольства, а его украшенный перстнем палец указал на Ларису.
– Недавно она чуть не погибла по твоей вине, а теперь ты делаешь вид, что все в порядке?
– Мы учимся на своих ошибках. Нельзя постоянно рассчитывать на кого-то, – парировал Ренат. – Даже на вас.
Лариса терпела сильную боль, но не подавала виду, чтобы не доставлять удовольствие Вернеру. Наконец она не выдержала, встала с дивана и поспешно вышла из комнаты.
– Что с ней? – расплылся в улыбке бывший гуру. – Уже началось?
– Она отправилась варить нам кофе, – улыбнулся в ответ Ренат.
– Мне со сливками.
– Лара помнит о ваших вкусах.
Вернер беспокойно ерзал в кресле, поглядывая на дверь, за которой скрылась женщина.
– Ты уверен, что с ней все хорошо?
– Более чем.
– Ну-ну…
Откуда ни возьмись, в руках гостя появились четки из нефрита, и вокруг разлетелись зеленые искры. У Рената зарябило в глазах, но он упорно сопротивлялся гипнотическому воздействию мелькающих в воздухе бусин.
– Прекратите свои штучки, Вернер!
– Думаете, за Пером не ведется охота? – как ни в чем не бывало молвил тот. – Уговори Ларису отдать мне эту дьявольскую штуковину! Зачем вам вещь, которая привлекает смерть? Вы думаете, Перо не влияет на вас? Ошибаетесь…
– Практика творит чудеса, – едва ворочая языком, ответил Ренат.
Между тем на кухне Лариса торопливо сняла подвеску и с облегчением вздохнула. Жар в груди угас, волнение улеглось. Она принялась готовить кофе, чтобы угостить Вернера и оправдать свое отсутствие. Ажурная подвеска несколько раз вспыхнула красным и приобрела прежний цвет золота. На ощупь она была еще теплая, но не горячая.
Перед тем как вернуться к Ренату и незваному гостю, Лариса спрятала украшение в кухонный ящичек…
* * *
Поселок Озерное, Подмосковье
Ужин в доме Тисовских протекал напряженно. Гена наблюдал за поведением матери и сына, которые обменивались колкими репликами. Время от времени Елизавета Юрьевна обращалась к гостю за поддержкой. Тот отделывался общими фразами.
– Когда ты женишься? – издалека зашла она. – Тебе уже пора. Будете дружить с Алеком семьями. Вы же привыкли все делать вместе.
– Какой из меня жених? – отнекивался Гена. – Мне скоро понадобится не супруга, а сиделка.
– Не сгущай краски. Ты прекрасно выглядишь, – покривила душой гостеприимная хозяйка. – Аппетит у тебя хороший, значит… идешь на поправку.
– Просто пельмени у вас божественные. Вкус детства! Помню, как мы приходили к вам обедать после школы. А когда я лежал в больнице, Алек приносил мне разносолы с вашей кухни. Вы изумительно готовите!
– Ты обязательно выздоровеешь, – молвила Елизавета Юрьевна. – Я верю.
– Как бог даст.
Гена не питал иллюзий насчет своего состояния, но и не падал духом. Сколько ему отмерено, столько он проживет в радости, а не в унынии. Один коломенский монах предупредил его, что уныние – смертный грех. Мол, дабы обрести святость, следует помучиться.
«Тебя Господь выбрал для испытания на крепость, – бормотал из-под черного клобука служитель божий. – Значит, ты ему нужен для особой миссии».
Родители Гены надеялись на исцеление, которыми славился знаменитый монах, и его проповедь несказанно их огорчила. Отец оставил в обители щедрое пожертвование, а услышал от преподобного совсем не то, что хотел. Перечить монаху Каневичи не осмелились и в тот же день вернулись в Москву.
В усилиях спасти сына они кидались из крайности в крайность. Церкви и монастыри, тибетские практики, зарубежные доктора, бабки-шептуньи из сибирской глубинки, тувинские шаманы, народные лекари-травники, – все было испробовано, и ничто не помогало.
– Ты бы махнул с молодой женой на острова? – с намеком спросила его Елизавета Юрьевна. – Провести медовый месяц в раю! Чистый, как слеза, океан… шикарное бунгало на двоих, изысканная кухня. Что может быть лучше?
Алек бросил на нее сердитый взгляд, а Гена понимающе улыбнулся. Вот куда клонит госпожа Тисовская. Она намерена обрести в его лице союзника для давления на сына.
– Кажется, мне в рай еще рановато, ма, – буркнул Алек.
– Я не то имела в виду. Гена, скажи ему…
Тот жевал пельмени и помалкивал, не вставая ни на чью сторону.
– Не вынуждай меня быть грубым! – разозлился на мать Алек. – Не знаю, что тебе наплела Алла, но советую не лезть в наши отношения! Ты обещала, что не будешь этого делать.
– Разве я лезу?
– Это невыносимо! – Алек отодвинул тарелку, вскочил с места и вышел из столовой, громко хлопнув дверью.
Елизавета Юрьевна заплакала, вытирая щеки матерчатой салфеткой с фамильным вензелем Тисовских.
Гена не нашел ничего иного для утешения, кроме как подать ей воды.
– Что с ним творится? – всхлипывала женщина. – Ты должен знать, какая муха его укусила. Я не узнаю сына… После свадьбы он перестал с нами общаться! Мы подумали, что Алек без ума от своей жены и с головой погрузился в любовную страсть… Но все оказалось гораздо хуже! Гена!.. – комкая в руках салфетку, Елизавета Юрьевна с мольбой уставилась на гостя. – Помоги нам разобраться, что происходит! У моего сына никогда не было от тебя секретов…
– Мы выросли, – вежливо возразил гость. – У Алека своя семья, и он сам принимает решения. Не стоит ему диктовать, как себя вести.
– Я не диктую. Я лишь советую… с высоты своего опыта. Мы с мужем прожили нелегкую жизнь, и нам есть чем поделиться с молодыми.
– Каждый имеет право на собственный опыт. Пусть Алек с Аллой набивают шишки и сами ведут семейный корабль.
