– Что еще мы можем сделать?
Голос Елены оставался спокойным – словно на борту возникла лишь мелкая нештатная ситуация.
– У нас есть возможность послать сигнал бедствия. Хотя не уверен, получится ли.
Воздух, заново накачанный в кабину компрессором, казалось, содержал в себе запах ржавчины. Дышать в кабине еще можно было спокойно, но небольшая затхлость начинала ощущаться.
– У нас здесь, на «Центурионе», есть квантовый коммуникатор.
Аарон и Елена с удивлением посмотрели на Кевина. Они слышали о таком приборе, но не знали, существует ли он в реальности.
– Это совершенно засекреченная технология связи. Ею обладает только NASA, Пентагон и в их лице американское правительство. На «Орионе» кодами от коммуникатора владеем только мы с Дэвидом. В этом приборе находится герметичная зеркальная камера, внутри которой циркулируют пучки фотонов. Когда две частицы образуются в одном месте одновременно, возникает эффект квантовой спутанности. Такие же приборы есть и у ребят в Хабе, и на Земле, в Хьюстоне. Фотоны в нашем передатчике запутаны с фотонами приемника сигнала на Хабе. Работает прибор внешне просто: я ввожу код и затем набираю короткий текст или копирую туда небольшое изображение. После этого небольшой пучок фотонов из него улетает в космос, неважно куда. Суть в том, что спутанные с ними фотоны в приемном устройстве в Хабе поляризуются в прямо противоположном направлении, и они получают наше сообщение. Оттуда оно так же автоматически ретранслируется на Землю.
– Зачем такая сложная технология? Не проще ли общаться с помощью обычного радиосигнала?
Аарон, до этого молчавший, все понял сразу и ответил за Кевина.
– Это совсем другой вид связи. Во-первых, такой сигнал невозможно перехватить и расшифровать. Во-вторых… Это звучит фантастично, но такова реальность. Обычный радио– или телесигнал передается в лучшем случае со скоростью, близкой к скорости света. Квантовая спутанность передается за нулевое время вне зависимости от расстояния в любую точку Вселенной.
– То есть ты хочешь сказать… Мы можем разговаривать и с Хабом, и даже с Землей не с 12-минутной задержкой, а мгновенно, в режиме реального времени?
– Ну, разговаривать – это громко сказано. Голосовой сигнал фотоны не передают, их потребовалось бы для этого слишком много. Только короткие текстовые сообщения.
Кевин кивнул.
– Вообще-то каждый такой прибор с начинкой стоит двести миллионов долларов. И во всем мире их не больше десяти. Прибор рассчитан на небольшое количество сообщений. Только на крайний форс-мажор. Журналисты на Земле вообще не должны знать ничего об этих коммуникаторах.
– И все-таки я не понимаю. Если информация может передаваться быстрее скорости света, разве это не разрушает самые основы теории относительности? Получается, Эйнштейн был не прав?
– Эйнштейн был прав, и теория относительности – одна из лучших, самых правильных и полезных научных теорий в истории. Но, кажется, у любой физической теории есть свои ограничения, область действия. Ньютон был прав в своем описании гравитации и других физических сил, но только в пределах Земли. Эйнштейн точно описал, как действуют силы в масштабе галактик. Но квантовая спутанность – это нечто из иной области. Основа сотворения мира. Спутанность частиц была в момент Большого взрыва – раньше, чем возникла гравитация и все физические объекты. Мы до сих пор не понимаем, как она вообще может работать. Но связанные с ней технологии есть уже сейчас.
Кевин набрал короткое сообщение на невзрачном приборе, умещавшимся в руке, который даже не был подсоединен к источнику электричества и работал автономно, на аккумуляторах. Он не отправил сообщение сразу, так как еще до полета получил жесткую инструкцию, что этот вид связи можно использовать только в том случае, если все остальные возможности для спасения членов экипажа исчерпаны.
С момента остановки двигателя прошло сорок минут. Сигнал бедствия с описанием возникшей проблемы наконец был принят и в Хабе, и в NASA. Капитан заверил их, что с ними все будет в порядке. С Земли сообщили, что приняли показания приборов и описание обстановки, передали команде инженеров, надеются на решение проблемы в течение часа.
Экипаж «Центуриона» впервые ощутил что-то вроде слабой надежды. Следующие полчаса прошли в задушевной беседе. Елена вспоминала своего сына и говорила, как сильно она хотела бы поскорее снова увидеть его. Аарон рассказал про пару забавных эпизодов, случившихся с ним на научных симпозиумах. Кевин, старший в вездеходе, сокрушался, что все произошедшее – его вина. Нельзя было углубляться в неизвестную пещеру так далеко. Надо было быть осторожнее. Как ни странно, никто из них в эти минуты не вспоминал странные огни, увиденные ими перед аварией. Эта тема казалась слишком сложной и опасной. Зная, что все их разговоры записываются, они не хотели выглядеть потом ненормальными фантазерами в глазах потомков, когда, возможно, уже после их гибели, записи нашли бы и расшифровали.
В час ночи, почти через два часа после аварии, пришла информация из Хьюстона. Ничего обнадеживающего. Двигатель действительно отключился в результате воздействия на него сверхмощного силового поля неизвестной природы. Запуск реакции происходит с помощью резкого нагрева теплоносителя, в результате которого плутоний в гранулах начинает активно делиться. Кевин много раз заводил стартер, датчик показывал необходимый скачок температуры, но реакция по непонятной причине не начиналась. Лучшие инженеры мира пытались придумать решение этой технологической проблемы. Драгоценное время шло, но решения не было.
В начале третьего воздух в кабине наполнился легким привкусом хлора и аммиака. Воздушный фильтр справлялся с очисткой воздуха все хуже, и микроскопические, но острые частицы пыли, принесенные в кабину вечером, теперь витали в воздухе, покалывали ноздри, вызывая неприятное обонятельное ощущение. Датчики показывали медленный рост содержания углекислого газа. Астронавты снизили расход энергии до минимума. Для обогрева и поддержания давления ее могло хватить теперь только на час. Секундная стрелка сейчас напоминала палача, который уже наточил свой топор и с нетерпением ждал минуты, когда сможет привести приговор в исполнение.
С Аароном вновь случился приступ паники, он часто и с трудом задышал. В половине третьего, когда дышать стало совсем тяжело, Кевин опустил уровень расхода энергии еще ниже и дал приказ всем надеть скафандры. Теперь только они могли защитить жизни астронавтов. В скафандрах все почувствовали себя лучше. Аарон прервал тягостное молчание.
– Марс ведь не случайно во все времена, с глубокой древности, был символом войны, ужаса, страха. За все время исследований на подлете к нему погибло аномально большое количество земных аппаратов. Были и человеческие жертвы. Все это должно было нас насторожить.
– Все так. Но человечество не может отказаться от покорения новых рубежей. Даже сейчас мне больно не от того, что смерть близка. Трагедия в том, что погибнет первый человек, ступивший на Марс. Господи, как хорошо я помню тот момент. Меня тогда охватила эйфория. А смерть… Во время испытаний гиперзвуковых истребителей я не раз смотрела ей в лицо, чувствовала ее ледяное дыхание. Думаю, смерть – как отключение компьютера. Возможно, мы даже испытаем облегчение в этот момент. Но обязанность человека – бороться за жизнь всеми способами до конца.
