Будь это какие-то другие люди, я бы подумал, что меня сейчас пытаются развести, после чего при первой же возможности залез бы в сеть и попытался найти сайты по оценке монет, чтобы сравнить цены… Но не в этом случае. Этим парням я верю. Ну да, годы людей меняют, только, слава богу, не всегда и не всех.
Но одну монету из поднятого клада я все же оставил себе. Тот самый рубль 1791 года, на котором Гендос у Сивого пузырь вискаря выиграл. То ли как талисман, то ли просто как память о поездке. Ну и потом, глянулась мне эта монета. Так бывает. Вот смотришь и сразу понимаешь: это твоя вещь, для тебя сделана.
К тому же она мне добрую службу сослужила, причем буквально через несколько дней.
Пробыть весь срок, что мы наметили, в этой деревне у нас не получилось. Сивого вызвонили деловые партнеры, после чего он долго с ними ругался, приводя в основном нецензурные аргументы, но под конец сдался. Больно важный контракт надо было то ли подписывать, то ли обговаривать, не знаю точно, не вслушивался. Да и потом, меньше знаешь – крепче спишь.
Тем же вечером мы собрали вещи, а на следующее утро с рассветом отправились в путь, оставив позади себя аккуратно закопанные ямки, в том числе и не наши, а также полное отсутствие какого-либо мусора. Мои приятели придерживались неписаного кодекса копателей-любителей, который гласил: «Убери за собой, не будь свиньей». Правильная позиция, уважаю и присоединяюсь.
Вот только, как выяснилось, путь не сразу в Москву лежал. Оказывается, у моих приятелей еще одно место имелось на примете, причем находилось оно не так далеко от столицы, и они с самого начала планировали туда на обратной дороге ненадолго заскочить, несколько часиков там походить. На него Гендосу один приятель наводку дал в обмен на какую-то услугу. У «честных» копателей, как выяснилось, продажа информации за деньги не особо практиковалась, в ходу были взаимные уступки и незамысловатые договоренности, которые, к слову, всегда выполнялись. Круг любителей побродить с металлоискателями был весьма широк, но большей частью все всех знали, если не лично, то понаслышке, в пределах Москвы и области – уж точно. И если кто-то позволял себе не очень честную игру, то очень скоро этот кто-то выпадал из движения как такового, оставаясь одиночкой, которому никто никогда ничем не поможет. Ни деньгами, ни связями, ни информацией. Копательство – тема сложная, многогранная, местами скользкая, на грани балансирования между законной и незаконной деятельностью, потому в ней «крысы» никому были не нужны.
Что до денег – они, разумеется, в этой сфере вращались, и немалые. Но вольные «поисковики» к ним отношения никакого не имели, им важнее был сам процесс, где царили азарт, пищание в наушниках, хруст подрубаемой лопаткой травы и запах земли с раскопа. Ну а заработок… Будет – хорошо. Не будет – да и ладно, не за тем в «поле» ездим.
Хотя, случалось, переходили «копатели» в стан профессионалов, хоть туда попасть было очень и очень сложно. Вот там уже действовали совершенно другие законы и обычаи, одиночки были нормальным явлением, информация охранялась так, что иные спецслужбы позавидуют, и суммы озвучивались такие, что будь здоров. Но и риски увеличивались пропорционально. Если ты вышел на поле профессионального кладоискательства, будь готов к любым неожиданностям и неприятностям. Даже к тому, что в какой-то момент тебя самого вовсе изымут из обращения, как ту монету.
Потому выехали раненько, чтобы до вечера все же до города добраться.
– Поляна там, конечно, «выбитая», – толковал нам Гендос, подпрыгивая на переднем сидении, – но Вьюн сказал, что там «лежак» когда-то был, потому «потеряшек» море. Надолго хватит, причем всем.
Я потихоньку начал понимать язык, на котором общались мои друзья, перевод уже не требовался. Слово «лежак» означало, что на этой самой поляне некогда купцы, крестьяне и прочие мирные граждане устраивались на привалы или ночлеги и время от времени теряли разные вещи: монеты, ножи и прочую мелочь, которую теперь Сивый, Гендос и прочие искатели сокровищ называют «потеряшками». Покопались на этой поляне уже изрядно, потому она перешла в разряд «выбитых», но шансы что-то любопытное отыскать остались.
– До Москвы один перегон оставался, вот пращуры там на ночевку и вставали, – заметил Сивый. – Самое то. Небось, на тракте пошаливали, в ночи никто не хотел до городских застав переться. А тут тебе и костер, и брага, и компания подходящая. И даже, возможно, девы блудные из числа окрестных разбитных вдовушек. Так, Генк, ты сегодня за штурмана, не забудь мне хотя бы за пару километров маякнуть, что сворачивать с трассы нужно. Координаты уже забил в навигатор или нет?
Когда я увидел поляну, о которой шла речь, я сразу поверил как в то, что здесь некогда стояли лагерем странники и купцы, так и в то, что она «выбитая».
Очень большое пространство среди леса, заросшее низенькой зеленой травкой, было изрядно перерыто. Так, будто тут целая колония кротов орудовала.
– Н-да, – Сивый почесал затылок, – Вьюн, конечно, скотина. Нет, наводка верная, но хоть бы сказал, что про это место половина Москвы в курсе.
– Рассупониваемся, – непреклонно заявил Гендос. – Раз пришли – будем «ходить». Земля богата, все из нее никто никогда не выгребет. Часа три хотя бы побродим. Это дело принципа.
Именно ему первому удача и улыбнулась. Минут через пятнадцать Генка резко остановился, потоптался на месте, прислушиваясь к писку в наушниках, а после начал «зарываться».
– «Николашка», – сообщил он нам с гордостью через пару минут, отчистив монету от земли. – Три копейки. И не «убитая».
– Год какой? – полюбопытствовал Сивый.
– А, – отмахнулся Гендос, – четырнадцатый. Ни о чем.
– Почему? – заинтересовался я. – Чем он от других отличается?
– Война началась, – пояснил Сивый. – Деньги она тянула как пылесос, потому их шлепать начали с очень большой скоростью, что ассигнации, что монеты. А медь – самая распространенное средство расчета царя-амператора с братушками-солдатиками. Это енералы да охфицеры большую деньгу зарабатывали, нижним чинам было положено семьдесят пять копеек. Не, Валер, не в день – в месяц. И если жив останешься. Ну, унтерам или фельдфебелям, понятное дело, побольше, а солдатам – вот, медяки. Так что начеканили их за три последних года, что Романовы у власти стояли, море.
– А если до четырнадцатого года такую монету взять? – мне стало правда интересно. – В смысле найти. Она дороже будет?
– Отвлеченными категориями мыслишь, – усмехнулся Генка, снова беря в руки металлоискатель. – Год на год не приходится. Опять же сохранность важна.
– Наш с Гендосом общий знакомец Лука как-то «трюндель» пятого года поднял, – добавил Сивый. – Неплохой такой «трюндель», чистый. Так почти сразу за «косарь» зеленых «купцу» скинул. Можно было еще пару сотен выторговать, но он не стал. И правильно, жадность порождает бедность.
– А если самого начала царствования? – упорствовал я. – Николай Второй когда на престол сел? В 1894? Вот если того года?
