– Досужие выдумки, – рассмеялся антиквар. – И не более. И потом, крайне удобно писать о стране, которую почти никто из потенциальной аудитории не видел. Много ли читателей вампирских романов девятнадцатого века бывало в Трансильвании? Думаю, единицы. Она вроде как Европа, но какая-то очень захолустная, потому интересная только совсем уж прожженному путешественнику. А значит, что? Значит, можно рассказывать о ней любые небылицы. Вот так и возникла традиция – все самые злобные вампиры родом из Трансильвании или прилегающих к ней территорий. А на самом деле это не так. Места там в старые времена были малолюдные, не сказать заповедные. Крохотные селения, разбросанные по непролазным лесам, да пара городков, которые по европейским меркам тянули максимум на деревушки. Вот и чем там питаться большой вурдалачьей семье? Ну за пять-семь лет уморят они все окрестное население, а потом что? Начинать охоту за зверьем? Так они не люди, оленя или лося в транс не погрузишь, на животных чары не действуют, они не обладают разумом, живут инстинктами. Так что не так их там и много было, не сказать мало. То ли дело Париж, Берлин и, конечно, Рим. Большие города, в которых людская жизнь стоила не дороже медной монеты и каждому было наплевать на каждого. Ешь – не хочу. Так что, возможно, сходство не случайно. Но, разумеется, не вурдалаки его позаимствовали у итальянских разбойников, а наоборот.
– Это все здорово, но мне-то что делать? – вздохнул я. – И, если совсем честно, мне общаться с этой публикой совершенно не хочется.
– Не думаю, что данное обстоятельство их сильно беспокоит, – прищурился Шлюндт. – Я уже говорил: вурдалаки крайне настойчивы в вопросах достижения поставленной перед собой цели и невероятно беспринципны в выборе средств. Но сам факт того, что они хотят говорить, достаточно оптимистичен, где диалог, там компромисс. Да-да, это так. Сам же сказал – улыбка, подмигивание. Это верные признаки того, что они отказались от идеи тебя обратить, что невероятно разумно, и теперь желают переговоров. Более того, заметив, что ты не один, визитер просто удалился.
– Хорош переговорщик, – я потер виски. – Стоит, смотрит, глаза красные…
– Ну тут уж ничего не поделаешь, таков их внешний вид, – немного укоризненно заметил антиквар. – Поверь, в любом случае это лучше, чем разорванное клыками горло. Не твое, ты под защитой амулета, я про барышню, с которой ты проводил эту ночь. Что главы семей, что их советники куда могущественней, чем простые кровопийцы, они отлично умеют убеждать смертных в том, что им нужно. Он мог дождаться, пока твоя пассия окажется одна, суметь заставить ее открыть ему дверь и разрешить войти. Да, она не хозяйка в твоем доме, но она хозяйка самой себе, потому вурдалак придет не к тебе, а к ней, но туда, где она в данный момент находится. Звучит мудрено, но таковы реалии.
– Даже не стану спорить. – Я погладил кругляш под майкой. – И еще раз спасибо за подарок.
– Не подарок, – покачал головой Карл Августович. – Я дал его тебе на время. Ладно, подытожим. Они желают с тобой говорить? Пусть будет так, но сразу предупреди их, что в твоей судьбе заинтересован и я. Эти удальцы, повторюсь, беспринципны, но силу и они уважают. А у меня есть определенный вес в разных кругах нашего мира. Не самый большой, но все же.
Антон и Виталий при этих словах синхронно ухмыльнулись. Как видно, они много чего о своем патроне знали. Интересно было бы послушать их рассказы.
– Если с этим все, то перейдем к делам текущим, – Карл Августович потер свои сухенькие ладошки. – Итак, мой юный друг, мы едем в фамильную усадьбу князей Белоруцких-Белосельских. Слышал о таких?
– Возможно, – подумав, ответил я. – Старые русские фамилии мы на многих предметах разбирали, но всю «Бархатную книгу» наизусть не выучишь. Нет, первые два десятка родов все помнили, особенно из тех, что постоянно при государях русских обитали, но вот дальше…
– А между тем род старый и славный, – аппетитно причмокнул антиквар. – В их венах текла кровь Гедиминовичей, так-то. Было время, когда Белоруцкие-Белосельские близко к престолу стояли, гордо глядели, спину ни перед кем ни гнули. Но потом в Смутное время поставили не на тех, на кого следовало, да и прогадали, а еще через сто с копейками лет из-за своей близости к Долгоруковым попали в опалу к Анне Иоанновне. Тогдашний глава семейства частенько наезжал в подмосковные Горенки покалякать о том и о сем с Алексеем Григорьевичем Долгоруковым, за что и поплатился. Нет, обошлись с ним помягче, чем с его собеседником, но с тех пор Белоруцкие-Белосельские окончательно переселились на задворки русской истории и более их фамилия в хрониках дел славных и громких не фигурировала.
– Так они, небось, еще и обнищали, – предположил я. – Насколько я помню, Анна Иоанновна вечно нуждалась в деньгах и трясла подданных как грушу. Что уж говорить о тех, кто в ее немилость попал?
– Вот! – Карл Августович погладил меня по голове, что мне очень не понравилось. – Молодец. По преданию тогдашний патриарх рода узнал, что вот-вот к нему нагрянут представители Тайной Канцелярии, чтобы увезти все мужское колено Белоруцких на выяснение их причастности к написанию так называемых «кондиций», и спрятал фамильные сокровища на территории своей усадьбы. В парке ли, в доме ли – неизвестно, эту тайну он доверил только жене, женщине суровой и неразговорчивой. Обратно старейшина не вернулся – не перенес дыбы. Да и остальным мужчинам этого рода не повезло – кого отправили в солдаты, кого монастыри на Соловках пересчитывать. Но, повторюсь, Долгоруковым повезло куда меньше.
– А после что было? – поторопил его я.
– После? – антиквар достал из внутреннего кармана светлого пиджака фляжку, открутил крышечку, сделал глоток, а после убрал ее обратно. – После смерти Анны Кровавой уцелевшие мужчины рода вернулись домой, и старший из них узнал от своей матери, где спрятаны сокровища. Так с тех пор эта тайна и переходила от отца к старшему сыну. Надо заметить, что Белоруцкие-Белосельские оказались удачливы в коммерции, хоть это для старых дворянских фамилий и не слишком типично, потому изрядно увеличили свое состояние во времена царствования Екатерины Алексеевны. Да и после не терялись, особенно когда речь шла о выгодных государственных поставках. Одну только они допустили оплошность – не смогли распознать, что революционные волнения представляли собой не обычные беспорядки, а тотальное наступление диктатуры пролетариата.
– Не вывезли, стало быть, свое добро за рубеж, – подытожил я.
– То, что спрятано в усадьбе, – нет, – покачал головой Карл Августович. – Белоруцкие жили к тому времени в Москве. Лето кончилось, пришла осень, что тут делать? В усадьбе оставались только слуги, смотритель да пара дальних родственниц-приживалок. Нет, князь Андрей до начала огульного революционного террора успел отправить семейство в Германию и даже переправить с ним туда же немало добра, благо старой пограничной стражи уже не было, а новой еще не создали. Но вот старый усадебный клад помахал ему ручкой. К тому времени, когда он заявился в родовое гнездо, его уже заняли местные крестьяне, желающие жить мировой коммуной и под шумок злоупотребляющие свальным грехом. Смотрителя забили насмерть, приживалок повесили, а слуги разбежались. Да и самого князя чуть не пришибли, когда его опознал один из селян, он еле-еле ноги унес, после чего решил, что вернется за семейным добром тогда, когда хаму укажут на его место.
