Мужички переглянулись, но спорить не стали и покинули чердак.
– Ну-с, – я заметил, что пальцы антиквара подрагивают, – поглядим, за чем я столько лет охотился.
Он брякнул двумя боковыми штырьками, фиксировавшими крышку ларца, а после откинул ее.
Глава пятнадцатая
В этом всем, признаться, присутствовала некая кинематографичность, из-за которой я никак не мог воспринять происходящее всерьез. И затянутый паутиной ларец, и куча блестящих предметов, открывшихся нашим взорам после того, как была откинута крышка, и алчное оханье антиквара, погрузившего ладони в эту самую кучу, – все словно сошло с экрана телевизора, из очередной серии очередного сериала.
Ко всему прочему антиквар выглядел крайне забавно, его выражение лица было таково, что я еле улыбку сдерживал. В данный момент он более всего был похож на подростка, который впервые в жизни женскую грудь потрогал, в его глазах сиял ровно тот же безудержный восторг и гордость за себя любимого. Дескать, «да, я этого добился!» Нет, все же то, чем он занимается, изрядно деформирует психику. Не хотелось бы докатиться до подобного.
«Нет!» – Это снова тот же девичий голос, с которым я вел беседу перед тем, как клад подчинился моему приказу. Вот, стало быть, ты кто. Ты – браслет. Золотой, изукрашенный мелкими блескучими камушками, браслет. И тебе очень не нравится то, что Карл Августович держит тебя в руках, не просто же так в голосе слышится смешанная в равных дозах брезгливость и грусть.
– Отлично, отлично, – проворковал антиквар, отложив браслет и следом цапнув крупный перстень с аметистом. – Ого, а это, похоже, работа Позье. Ну да, вот его клеймо. Великолепно!
Эта фамилия была мне знакома, упоминали ее несколько раз на лекциях в институте. Позье был известным придворным ювелиром, причем занимал этот пост он очень долго. Шутка ли – и Анну Иоанновну пережил, и Елизавету, дщерь Петрову, и Петра Третьего, а для матушки Екатерины вовсе большую императорскую корону смастерил. То есть ремеслом своим владел отменно, поскольку в те времена людей ценили больше за дело, чем за слова. Значит, очень сильно недешевый этот перстенек. Имя ювелира, да историческая подоплека, да все остальное…
Короче, неплохой улов достался нынче господину Шлюндту.
– Ах, как интересно! – антиквар выудил из ларца какую-то странную штуку, представляющую собой три небольшие золотые плашки, украшенные драгоценными камнями, соединенные между собой короткими цепочками и вдобавок снабженную двумя крючочками. – Ну-ка, ну-ка… Андреас Ремплер, как я сразу и подумал. Право, сегодня исключительно удачный день!
А вот эта фамилия была мне незнакома. Да и предназначение предмета тоже оставалось тайной, о чем я немедленно и сообщил Карлу Августовичу.
– Это аграф, – антиквар положил предмет на ладонь и подставил его под луч солнца, падающий из оконца. Камни немедленно пустили десятки «зайчиков» по стенам. – Сиречь застежка. Хочешь – плащ скрепляй у горла, хочешь – волосы на голове. Что же до мессира Ремплера – о, это был один из лучших ювелиров своего времени. И очень, очень странной личностью. Он был близок к «молодому двору» и выполнял личные заказы Павла Петровича как в то время, когда тот еще являлся наследником, так и позже, когда он стал императором. При этом в списочных листах придворных ювелиров никогда не значился, хотя был вхож в личные покои его величества.
– Ну и что? – удивился я. – Или это был принципиальный момент?
– В разрезе масонства – да, – хитро глянул на меня антиквар. – Это значит, что мастер Ремплер имел куда более высокий градус посвящения, чем Павел Первый, и последний не мог повелевать его судьбой даже в светской жизни. В то время «вольные каменщики» определяли судьбы Европы и их законы стояли выше законов государственных. Это сейчас кажется, что ваши предки жили просто и незамысловато, а на деле у них все было куда сложнее, чем можно себе представить. В те времена условности и мелочи значили куда больше, чем нынче. Ах, какая замечательная вещица. И я даже знаю, кому ее следует показать!
– А мне вот этот браслет понравился, – я цапнул украшение, недовольное тем, в чьи руки оно попало. – Я его в счет своей доли возьму?
– Валерий, твою долю определяю я, таков был договор, – водянисто-голубые глаза Шлюндта не моргая уставились на меня. – Равно как и способ ее выплаты. Поверь, расчет будет предельно честен, я никогда не обманываю тех, с кем работаю. Меня не раз пытались провести, это да, но я никогда подобным не занимался, таковы мои принципы.
– Вот и замечательно, – я подбросил браслет на ладони. – Кстати, мне и в голову не приходило то, что вы попытаетесь меня надуть. Да и в целом я спокойно отношусь к деньгам, это Стелла на них повернута. С большими деньгами приходят большие проблемы, которые мне в данный момент на фиг не нужны. Но этот браслет я все же заберу. Карл Августович, это часть первого клада, который я нашел. Настоящего клада, а не какой-то детской захоронки. Проще говоря, сувенир на память.
– Сувенир, – Шлюндт подцепил пальцем браслет, сдернул его с моей ладони и усмехнулся. – Украшение работы Самсона Ларионова – сувенир? Валерий, ты в своем уме? Нет, я не против, если ты возьмешь… Ну, вот, скажем, пару екатерининских империалов. Смотри, они в идеальном состоянии, да еще и 1755 года, то есть из самой первой отчеканенной партии. Но это-то предмет искусства. Культурное достояние, в конце концов! Этот браслет должен храниться в должном месте, там, где он получит надлежащий уход. В частной коллекции, например.
По сути, он все правильно говорил, да и не нужен был мне сам браслет как предмет, чего уж там. Просто на душе до сих пор мерзотно было, словно я хорошего, пусть и незнакомого человека под удар подставил. Я к кладам Хранителем вроде как приставлен, а на деле их использую как разменную монету, пусть даже и по необходимости. «Ты предал нас» – эти слова все еще звучали в моих ушах.
И было безумно стыдно перед той девчонкой, что в этом браслете живет. Понятно, что никакая это не девчонка, а некая бестелесная сущность, но это не столь и важно. Я не ангел, всякого на душе хватает, но есть некие грани, которые мне не хочется переступать. Это одна из них.
– Мне ни к чему монеты, мне нужен вот этот браслет, – спокойно ответил я, забирая у антиквара украшение обратно. – Считайте это моей легкой чудинкой, по моему мнению, каждый человек имеет право на таковую. И, разумеется, высчитайте его стоимость из причитающейся мне доли, это не обсуждается.
Взгляд Карла Августовича потяжелел, он молчал и смотрел на меня. Я беззаботно улыбнулся, но взгляд в сторону не отвел. Сейчас тот момент, когда я пойду до конца и со своих позиций не отступлю.
– Пусть будет так, – наконец промолвил он, захлопнул крышку ларца, со скрежетом задвинул боковые крепежи и неожиданно легко поднял его. Тяжелая штука-то, а он, вон, как перышко ее тащит. – Не вижу смысла ссориться с тобой из-за какой-то безделицы, пусть даже и вышедшей из ларионовской мастерской. Тем более что и клеймо на ней не очень отчетливое, на одной экспертизе разоришься.
