В январе 1918 года Корнилов принял на себя командование Добровольческой армией в 4 тысячи штыков, состоявшей почти исключительно из офицеров и юнкеров военных училищ. В программе Корнилова главными целями называлось создание на Юге России базы для продолжения Великой войны – с «немецко-большевистским нашествием». После разгрома большевизма предполагалось провести новые выборы в Учредительное собрание, которое и должно было решить судьбу России.
Состояние противостоявших Корнилову пробольшевистских сил оставляло желать лучшего. Как рассказывал Буденный, возникшие на Северном Кавказе «в начале 1918 года краснопартизанские отряды… были слабые и в основном потому, что стояли на местнических позициях, действовали вразнобой, не помогая друг другу»1281. В начале февраля советские войска под командованием Сиверса начали наступление на Ростов, и Корнилов приказал отходить за Дон, в станицу Ольгинскую. Этот первый поход получил название «ледяного». И у Белого движения быстро появилась иностранная помощь.
Когда при Хрущеве неожиданно выяснилось, что основным ленинским внешнеполитическим принципом было мирное сосуществование с капиталистическим миром, это немало тогда озадачило тех, кто был знаком с Лениным. Молотов не сдерживал своего негодования: «Ленин, большевики видели смысл своей внешней политики не в заботах о сосуществовании с империализмом, а в ускорении его гибели. Этой главной цели и, следовательно, задачам международной пролетарской революции Ленин, большевики подчиняли линию внешней политики нашей страны и задачи партии в борьбе за мир»1282. Действительно, принципа мирного сосуществования Ленин никогда не заявлял. Говорил он прямо обратное:
– Пока остались капитализм и социализм, они мирно жить не могут; либо тот, либо другой в конце концов победит; либо по Советской республике будут петь панихиды, либо – по мировому капитализму.
Здесь Ленину в прозорливости не откажешь. Панихида, правда, прозвучит не скоро – при Горбачеве и Ельцине.
Основополагающим для Ленина был принцип пролетарского интернационализма, который «требовал, во‑первых, подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы во всемирном масштабе; во‑вторых, требует способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала»1283, – писал он. Троцкий справедливо замечал: «Октябрьская революция рассматривалась Лениным всегда в перспективе европейской и мировой революции»1284. Свое первое выступление на II съезде Советов – еще до взятия Зимнего – Ленин завершил призывом:
– Да здравствует всемирная социалистическая революция.
Октябрь 1917-го сломал схему марксизма. Революция произошла не в самой развитой капиталистической стране и не в группе стран, как это должно было быть. Ленин удивлялся, что «история идет странными путями: на долю страны отсталой выпала честь идти во главе великого мирового движения»1285. На III съезде Советов Ленин процитирует Маркса и Энгельса, которые были уверены, что в революционном деле «француз начнет, а немец доделает».
– Дела сложились иначе, чем ожидали Маркс и Энгельс, они дали нам, русским трудящимся и эксплуатируемым классам, почетную роль авангарда международной социалистической революции, и мы теперь ясно видим, как пойдет далеко развитие революции; русский народ начал – немец, француз, англичанин доделает, и социализм победит.
Удержать завоевания пролетарской революции в одиночестве считалось невозможным. На VII съезде партии Ленин утверждал: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа нашей революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной». Цель мировой революции Ленин никогда не камуфлировал и хорошо знал, что на Западе хорошо об этой цели осведомлены:
– Они ясно понимали, что большевизм преследует цели мировой революции. А мы никогда не скрывали, что наша революция только начало, что она приведет к победоносному концу только тогда, когда мы весь свет зажжем таким же огнем революции…1286 – скажет он в марте 1920 года.
Патриотизм Ленин считал вещью глубоко укоренившейся в массовом сознании и объяснимой, но для пролетарского интернационализма вредной. «Не с точки зрения “своей” страны я должен рассуждать (ибо это рассуждение убогого тупицы, национального мещанина, не понимающего, что он игрушка в руках империалистической буржуазии), а с точки зрения моего участия в подготовке и пропаганде, в приближении мировой пролетарской революции».
Диалог с лидерами социалистических партий, входивших во II Интернационал, Ленин возобновлять не собирался. Получив приглашение на конференцию социалистов стран Антанты в Лондоне для выработки общей позиции по вопросам войны, Ленин ответил: «Русское социалистическое правительство сожалеет о том, что оно не может принять участие в союзнической социалистической конференции, так как она противоречит принципам интернационализма. Мы возражаем против разделения рабочего класса соответственно империалистическим группировкам. Если английские лейбористы согласны с русскими мирными намерениями, которые уже одобрены социалистическими партиями центральных держав, такое разделение тем более недопустимо».
Дожидаясь мировой революции, Москва возлагала надежды на обострение межимпериалистических противоречий, «при обязательном, самом тщательном, заботливом, осторожном, умелом использовании как всякой, хотя бы малейшей, “трещины” между врагами, всякой противоположности интересов между буржуазией разных стран, между разными группами и видами буржуазии внутри отдельных стран, так и всякой, хотя бы малейшей, возможности получить себе массового союзника, пусть даже временного, шаткого, непрочного, ненадежного, условного»1287.
Обуреваемый мыслям о мировой революции Ленин куда меньше задумывался о конкретном внешнеполитическом курсе страны. Если думал вообще. Чичерин подтверждал: «Никогда до Октябрьской революции не делалось попытки установить программу внешней политики социалистического государства среди капиталистических. Но и сам ВИ никогда не излагал в виде систематически разработанного плана всю внешнюю политику Советской республики. Ее стройность и цельность была в его голове»1288.
Очень похоже, Ленин и его соратники поначалу полагали возможным вообще обойтись без внешней политики. Пестковский «решил пойти к Троцкому и выставить мою кандидатуру в Наркоминдел». И услышал в ответ:
– Жаль вас на эту работу. Там у меня уже работают Поливанов и Залкинд. Больше не стоит брать туда старых товарищей. Я ведь сам взял эту работу только потому, чтобы иметь больше времени для партийных дел. Дело мое маленькое: опубликовать тайные договоры и закрыть лавочку…»1289.
Троцкий поручил заняться приемом дел в дипломатическом ведомстве Залкинду. Там, как и в других ведомствах, занимались саботажем. Отличие было в том, что команда Троцкого не считала, что в НКИД была нужда в профессионалах. Уговаривать никого даже не пытались, а первоочередной задачей считалось доведение до российской и мировой общественности содержания – святая святых каждого государства – секретных соглашений с другими державами.
