Руководящие работники поначалу жили в домах Советов, устроенных по принципу общежитий. Под такие дома были приспособлены лучшие гостиницы Москвы («Метрополь», «Националь»), Петрограда («Астория», «Европейская») и других городов. Но, надо сказать, жизнь даже в этих привилегированных местах была весьма специфической. Соломон обитал в «Метрополе»: «Гостиница эта, когда-то блестящая и роскошная, была новыми жильцами обращена в какой-то постоялый двор, запущенный и грязный… Хотя электрическое освещение и действовало, но ввиду экономии в расходовании энергии можно было пользоваться им ограниченно. Поэтому не действовал также и лифт… Отель был заполнен разными лицами, ни в каких учреждениях не состоящих. Сильные советского мира устраивали своих любовниц (“содкомы” – содержанки комиссаров), друзей и приятелей… “Метрополь” был полон клопов и даже вшей»2113.
Затем совслужащим высшего звена, военачальникам, известным артистам, писателям, ученым стали предоставлять отдельные квартиры. Фотиева зафиксировала начальный этап создания системы кремлевских привилегий. После того, как якобы на заседании Совнаркома Цюрупа упал в голодный обморок, Ленин дал ей поручение: «Организуйте столовую первоначально человек на 30 и включите туда наиболее отощавших, наиболее изголодавшихся». Постепенно она была выведена из Кремля и перешла в ведение лечсанупра Кремля2114. Лечебная комиссии ЦК заботилась о здоровье руководства. Естественно, встал вопрос, где лечить заболевших руководителей и их родных. Ответ тоже был естественным – там же, где и всегда до этого – в санаториях, на дачах, на водах, на море, за границей. Поручений Ленина на эту тему масса.
Организация мест отдыха и лечения не представляла большого труда. В начале 1920-х годов оказалось огромное количество заброшенных дворцов, вилл, особняков и дач, хозяева которых бежали за границу, погибли в Гражданскую или подверглись экспроприации. В них организовывались больницы, склады, детдома, детсады и, конечно, дома отдыха для быстро плодившихся госучреждений.
Ленин в то же время учил привилегии не афишировать: «Т. Молотов! Сейчас узнал из протокола Малого Совета, что есть «Дом отдыха Совнаркома» и что находится он в ведении управления СНК… Предлагаю отменить через Оргбюро и постановить: 1. в ведении этот дом отдыха должен быть Наркомздрава; 2. управление должно назначать Оргбюро ЦК; 3. название должно быть «Дом отдыха номер такой-то» (ибо много домов отдыха)». Практиковалась, хотя не слишком широко, отправка руководящих работников на лечение за рубеж. За госсчет за границей лечились не только функционеры и члены их семей, но и другие видные фигуры, в частности, Горький2115.
Начала развиваться система индивидуальных госдач. Ленин с его Горками был далеко не единственным. Недалеко от станции Усово облюбовал себе бесхозную дачу нефтепромышленника Зубалова Сталин. На соседних дачах поселились Ворошилов, Шляпников, Микоян, Гамарник. Троцкий жил чуть в стороне – в роскошном дворце Феликса Юсупова в Архангельском.
Элита новая устраивались, как могла. Элита прежняя сколько-нибудь сносного будущего в России лишилась.
– Что бы ни говорили, а, в конце концов, волей революционного народа буржуазия вынуждена будет или сдаться на капитуляцию, или погибнуть2116, – выносил приговор Ленин на Третьем съезде Советов.
А любитель ярких образов Троцкий писал: «Бесшумно передвигалась социальная почва, точно вращающаяся сцена, выдвигая народные массы на передний план и унося вчерашних господ в преисподнюю»2117. Русская революция, как и любая другая, стала «кладбищем аристократий». Дворянская элита не смогла ни защитить себя, ни убедить людей в нужности своего существования. Тысячи были просто уничтожены кровавым колесом репрессий, как и царская семья, и многие члены императорской фамилии.
Все представители прежней элиты, которым посчастливилось выжить, лишились всего2118. Бунин имел все основания написать: «“Нельзя огулом хаять народ!” А “белых”, конечно, можно. Народу, революции все прощается, – “все это только эксцессы”.
А у белых, у которых все отнято, поругано, изнасиловано, убито, – родина, родные колыбели и могилы, матери, отцы, сестры, – “эксцессов”, конечно, быть не должно. “Революция – стихия…” Землетрясение, чума, холера тоже стихии. Однако никто не прославляет их, никто не канонизирует, с ними борются. А революцию всегда “углубляют”. “Народ, давший Пушкина, Толстого”. А белые не народ… Ни одна страна в мире не дала такого дворянства»2119.
Горький заговорил с Лениным о судьбах дворянства. «Помолчал. Встал и, перебирая бумаги на столе, сказал задумчиво:
– Да, этим людям туго пришлось, история – мамаша суровая и в деле возмездия ничем не стесняется. Что ж говорить? Этим людям плохо. Умные из них, конечно, понимают, что вырваны с корнем и снова к земле не прирастут. А трансплантация, пересадка в Европу, умных не удовлетворит. Не вживутся они там, как думаете?
– Думаю, не вживутся.
– Значит – или пойдут с нами, или же снова будут хлопотать об интервенции»2120.
Прежняя российская элита – как оказавшаяся на Западе, так и оставшаяся в стране, – действительно подталкивала к интервенции. «Ни один русский буржуа, а девяносто девять процентов так называемых лояльных русских принадлежали к составу буржуазии, не ожидал от вмешательства английских (или даже немецких) войск ничего другого, как подавления большевизма, восстановления порядка и возвращения утраченного имущества»2121, – замечал Локкарт. Ленин был того же мнения и делал соответствующий вывод: «Было бы смешно и нелепо отказываться от террора и подавления по отношению к помещикам и капиталистам с их прихвостнями, продающим Россию иностранным “союзным” империалистам. Было бы комедией пытаться “убеждать” и вообще “психологически влиять” на них»2122.
Cословное деление было отменено и заменено на деление классовое. «Лишенцы» – представители прежних привилегированных сословий, лишенные избирательных прав, – обеспечивались минимально или не обеспечивались вообще. «У меня, как и у других горемычных русских “граждан”, отняли все, что отнять можно было и чего так или иначе нельзя было припрятать, – жаловался великий певец Федор Иванович Шаляпин. – Отняли дом, вклады в банк, автомобиль. И меня, сколько могли грабили по мандатам и без мандатов, обыскивали и третировали “буржуем. …Если мне, Шаляпину, приходилось это переносить, что же переносил русский обыватель без связей, без протекции, без личного престижа»2123.
Интеллигенция была в массе своей зачислена в ряды «буржуазии», хотя сама революция была в огромной степени творением интеллигенции. Они встретили большевистскую революцию со смешанными чувствами недоумения, раздражения, равнодушия, страха и неполноценности. Дочь Достоевского Любовь Федоровна писала: «Интеллигенты, которые надеялись властвовать над Россией вместо царя и управлять ею согласно своим фантазиям, были изгнаны возмущенным народом как существа глупые и вредоносные»2124. Значительная часть большевиков, в свою очередь, считала умственный труд разновидностью барства.
