Запись Володичевой в «Дневнике дежурных секретарей» от 5 марта: «ВИ вызвал около 12. Просил записать два письма: одно Троцкому, другое – Сталину; передать первое лично по телефону Троцкому и сообщить ему ответ как можно скорее. Второе пока просил отложить, сказав, что сегодня у него что-то плохо выходит. Чувствовал себя нехорошо».
Вот послание Троцкому, помеченное «Строго секретно. Лично»: «Уважаемый тов. Троцкий! Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под “преследованием” Сталина и Дзержинского, и я сам не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы Вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если Вы почему-то не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком Вашего несогласия»2672. То есть читателем и адресатом «всего дела» (надо думать, того, что подготовили Горбунов, Гляссер и Фотиева) становился уже Троцкий.
Володичева подняла трубку, соединилась с Троцким и продиктовала ему это послание. Реакция Троцкого была в чем-то неожиданной. Ведь он, по его словам, вроде только и ждал сигнала от Ленина, чтобы начать совместный с ним поход против средостения бюрократического аппарата в лице Сталина и Ко. Но нет. Володичева записала в «Дневнике»: «В ответ на прочитанное т. Троцкому письмо ВИ о грузинском вопросе т. Троцкий заявил, что так как он болен, то не может взять на себя такого обязательства, но так как надеется, что скоро поправится, то просил прислать ему материалы… для ознакомления и, если здоровье ему позволит, он их прочитает… Говорил, что у него острые боли, что подошел к телефону с трудом и лишь потому, что знал, что будут звонить от ВИ; сказал, что он не может сейчас работать, положительно парализован»2673.
Далее с Троцким общается Фотиева. В мемуарах он опишет свой диалог с ней и последующие события: «Почему вопрос так обострился? – спрашиваю я. Оказывается, Сталин снова обманул доверие Ленина: чтоб обеспечить себе опору в Грузии, он за спиною Ленина и всего ЦК совершил там при помощи Орджоникидзе и не без поддержки Дзержинского организованный переворот против лучшей части партии, ложно прикрывшись авторитетом Центрального Комитета.
– Каменев едет завтра в Грузию на партийную конференцию, – говорю я Фотиевой. – Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтоб побудить его действовать в Грузии в надлежащем духе. Спросите об этом Ильича.
Через четверть часа Фотиева возвращается, запыхавшись:
– Ни в коем случае!
– Почему?
– ВИ говорит: «Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет.
– Значит, дело зашло так далеко, что Ильич уже не считает возможным заключить компромисс со Сталиным даже на правильной линии?
– Да, Ильич не верит Сталину, он хочет открыто выступить против него перед всей партией. Он готовит бомбу.
Примерно через час после этой беседы Фотиева снова пришла ко мне с запиской Ленина, адресованной старому революционеру Мдивани и другим противникам сталинской политики в Грузии…
Грузинский вопрос волнует его до крайности, он боится, что свалится совсем, не успев ничего предпринять. Передавая записку, он сказал: “Чтоб не опоздать, приходится прежде времени выступить открыто”.
– Но это значит, что я могу теперь поговорить с Каменевым?
– Очевидно.
– Вызовите его ко мне».
Каменев, якобы по первому свистку Троцкого, явился к нему через час. «Он был совершенно дезориентирован. Идея “тройки” – Сталин, Зиновьев, Каменев – была уже давно готова. Острием своим “тройка” была направлена против меня. Вся задача заговорщиков состояла в том, чтоб, подготовив достаточную организованную опору, короновать “тройку” в качестве законной преемницы Ленина. Маленькая записочка врезывалась в этот план острым клином… Каменев был взволнован и бледен. Почва уплывала у него из-под ног…»2674
Каменев поспешил к Сталину. Тот после разговора с Каменевым не стал делать – по крайней мере, внешне – далеко идущие выводы, а 7 марта просто предупреждал Орджоникидзе: «Я узнал от т. Каменева, что Ильич посылает тт. Махарадзе и другим письмецо, где он солидаризируется с уклонистами и ругает тебя, т. Дзержинского и меня… Нечего и говорить, что уклонисты, получив это письмецо, используют его вовсю против Заккрайкома, особенно против тебя и т. Мясникова. Мой совет. Никакого давления не делать Заккрайкому на волю большинства Компартии Грузии, дать этой воле, наконец, полностью проявиться, какова бы она ни была»2675.
Троцкий же после ознакомления с материалом «комиссии» Горбунова-Гляссер-Фотиевой своего мнения не поменял. Он не захотел ввязываться в эту историю с великорусским шовинизмом. Троцкий был согласен с мыслями Ильича. Но его совсем не радовала перспектива предстать перед партсъездом, пусть и с ленинским текстом на руках, и клеймить великорусских шовинистов: на съезде (в отличие от высшего партийного руководства) большинство делегатов все же были русскими.
Ответ Троцкого якобы передали Ленину. Реакция председателя Совнаркома неизвестна. Запись Володичевой, датированная 6 марта: «Спросил об ответе на первое письмо (ответ по телефону застенографирован). Прочитал второе (Сталину) и просил передать лично и из рук в руки получить ответ. Продиктовал письмо группе Мдивани. Чувствовал себя плохо»2676. Запись в этот день в дневнике врачей: подиктовал Володичевой «несколько строк, всего 1 ½ строчки»2677.
Несколько строк, это послание «тт. Мдивани, Махарадзе и др.»: «Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь»2678.
Письмо Сталину – тоже «строго секретное и сугубо личное» (но почему-то с копиями Каменеву и Зиновьеву) Володичева лично отнесла Генсеку. Когда письмо было передано Сталину? Ответ дает последняя запись, сделанная Володичевой шифром в «Дневнике дежурных секретарей» и расшифрованная ею… через 32 с лишним года – 14 июля 1956 года – как раз в разгар разоблачения культа личности Сталина после ХХ съезда КПСС. «Надежда Константиновна просила это письмо Сталину не посылать, что и было сделано 6-го. Но 7-го я сказала, что я должна исполнить распоряжение ВИ. Она переговорила с Каменевым, и письмо было передано Сталину и Каменеву, а затем и Зиновьеву, когда он вернулся из Питера. Ответ от Сталина был получен тотчас же после получения им письма ВИ (письмо было передано мной лично Сталину, и мне был продиктован его ответ ВИ). Письмо ВИ еще не передано, т. к. он заболел»2679.
Сталин прочел: «Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения»2680.
