Cовещание ЦК РСДРП с партийными работниками, названное в конспиративных целях февральским, прошло на рождественские праздники. Собрались Ленин, Крупская, Зиновьев, Сталин, артиллерийский поручик Трояновский с супругой, депутаты Малиновский, Петровский, Бадаев, рабочий Медведев и Лобова. Екатеринославский пролетарий и революционер Григорий Петровский уверял: «Мы, рабочие депутаты, были поражены скромностью и простотой Владимира Ильича, в квартире которого работало совещание и где мы также обедали…»636637.
Ленин тоже был доволен пополнением и писал Горькому: «Малиновский, Петровский и Бадаев шлют Вам горячий привет и лучшие пожелания. Парни хорошие, особенно первый. Можно, ей-ей можно, с такими людьми построить рабочую партию… Вполне “окупился” (с точки зрения дела) наш переезд в Краков». И Каменеву 28 декабря (10 января): «У нас разгар совещания: участвует 11 человек. Дело идет на лад… В шестерке были колебания примиренческие, но с главным “примиренцем” из них, Петровским, спеваемся пока все лучше и лучше. Главный вопрос будет об “объединении”. Решим его, вероятно, так: снизу рабочих милости просим, группе ликвидаторов в “Луче” – война»638.
Обсуждали тактику большевиков в Госдуме. Бадаев интересовался у Ленина в отношении законодательных приоритетов фракции. «ВИ, как обычно, рассмеявшись, ответил:
– Никаких законов, облегчающих положение рабочих, черносотенная Дума никогда не примет… Выступления должны сводиться к одному: надо клеймить царский строй, показывать весь ужасающий произвол правительства, говорить о бесправии и жесточайшей эксплуатации рабочего класса. Вот это будет действительно то, что должны слышать рабочие от своего депутата»639.
Письмо Каменеву 7 (14) января: «Петровский теперь вполне наш – шестерка тоже – в Россию вернулась пара хороших нелегалов. Одно “облачно” (туча): денег нет и нет. Крах полный»640.
В тот же день состоялось «закрытое заседание ЦК» по вопросу о «Правде». Досталось прежде всего Сталину и Молотову. Как замечала Элен Каррер д’Анкосс, они вдвоем «отстаивали, вопреки Ленину, линию на примирение. За это они поплатились тем, что их назвали “рохлями” и заменили на Свердлова, который вновь направил газету в направлении, указанном Лениным»641. На Сталина, который лично приехал в Краков, и было излито накопленное недовольство лидера большевиков.
Секретарем редакции была назначена Конкордия Самойлова. Одним из руководителей редакции стал еще один осведомитель спецслужб – Мирон Черномазов. Ленин в восторге пишет в редакцию: «Тысячу приветов, поздравлений и пожеланий успеха. Наконец-то удалось приступить к реформе. Вы не можете вообразить, до какой степени мы истомились работой с глуховраждебной редакцией»642.
Ленин задержал Сталина в Кракове, засадив писать труд про марксизм и национальный вопрос. Крупская рассказывала: «На этот раз Ильич много разговаривал по национальному вопросу, рад был, что встретил человека, интересующегося этим вопросом, разбирающегося в нем. Перед этим Сталин месяца два прожил в Вене, занимаясь национальным вопросом, близко познакомился там с нашей венской публикой, с Бухариным, Трояновскими»643. А Ленин написал Горькому: «У нас один чудесный грузин засел и пишет для “Просвещения” большую статью, собрав все австрийские и пр. материалы. Мы на это наляжем»644.
По настоянию Ленина депутаты-большевики покинули редакцию «Луча». Какое-то время они еще оставались в единой думской фракции РСДРП, которую по-прежнему возглавлял Чхеидзе. Но все чаще собирались отдельно под руководством Малиновского. Молотов вспоминал, что меньшевики неоднократно предупреждали Ленина о ненадежности Малиновского. Но лидер большевиков считал, что его пытаются обмануть645. Действительно, Малиновский был лучшим большевистским оратором в Думе и на рабочих митингах. И немудрено. Его думские выступления готовили лично Сталин, Ленин и Зиновьев, а редактировали в Департаменте полиции.
В инструкции, которую Ленин давал Каменеву, направлявшемуся в Базель на Чрезвычайный международный социалистический конгресс II Интернационала в качестве главы делегации, было сказано: «О Малиновском сделайте доклад своим членам делегации… Скажите, что был в Кракове, что выдающийся лидер, передовой рабочий, вполне на нашей стороне и т. д. Общее наше впечатление от 3-дневных бесед с ним превосходное»646.
Звезда Малиновского взошла еще выше после того, как по возращении в Россию 22 февраля в Петербурге арестовали Сталина. Ленин 29 марта писал Каменеву: «У нас аресты тяжкие. Коба взят. С Малиновским переговорили о необходимых мерах. В “Правде” тираж 30–32 тыс. в будни и 40–42 тыс. в праздники. Вой всеобщий – людей нет. У ликвидаторов куча интеллигенции, а у нас берут всех… Несомненное оживление в соц. – демократии. Снова стали давать (понемногу) деньги… Коба успел написать большую (для трех номеров “Просвещения”) статью по национальному вопросу. Хорошо! Надо воевать за истину против сепаратистов и оппортунистов из Бунда и из ликвидаторов»647.
Лениным овладела охота к перемене мест. «К библиотекам краковским ВИ плохо приспособился. Начал было кататься на коньках, да пришла весна. Под пасху мы пошли с ним в “Вольский ляс”»648, – замечала Крупская. А в мае она писала свекрови в Феодосию: «Мне уже хочется скорее перебраться в деревню. Хотя живем мы на краю города, против окон огород и третьего дня даже соловей пел, но все же город, ребята орут, солдаты ездят взад, вперед, телеги…»649.
Деревней стал Поронин – в семи километрах от первоклассного курорта Закопане, – где Ленин поселился на несколько месяцев. Сергей Юстинович Багоцкий – в то время помощник Ленина – рассказывал: «Тишина, дешевизна жизни и в то же время возможность многочисленных прогулок в горы его очень соблазняли… Наняв небольшой крестьянский домик, состоявший из двух комнат и кухни, Ульяновы уже в мае туда переехали. В другом конце деревни поселились Зиновьевы… По утрам мы часто ходили купаться в протекавшую около квартиры Ульяновых речку Дунаец, а по вечерам нередко собирались у Ульяновых или Зиновьевых, где велись бесконечные разговоры о событиях в России»650.
Ленин в письме матери в Вологду расходился с Багоцким в оценке размера дачи. «Нанял дачу (громадную – слишком велика!) на все лето до 1.Х нового стиля, и с большими хлопотами перебрались. Место здесь чудесное. Воздух превосходный – высота около 700 метров. Никакого сравнения с низким местом, немного сырым в Кракове. Газет имеем много, и работать можно… Деревня – типа почти русского, соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей – белые суконные штаны и такие же накидки – полуплащи, полукуртки. Место у нас некурортное (Закопане – курорт) и потому очень спокойное. Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую – рано вставать и чуть не с петухами ложиться. Дорога каждый день на почту да на вокзал»651. Ходили в горы. Зиновьев подтверждал, что Ленину «ничего не стоило подбить нас съездить из галицейской деревушки верст за сто в Венгрию затем, чтобы оттуда в качестве трофея привезти… одну бутылку венгерского вина»652.
