Еще в конце марта к Никитину явился офицер филиала 2-го бюро французской разведки Пьер Теодор Лоран и вручил «список предателей из 30 человек, во главе которых стоит Ленин». В апреле при переходе линии фронта с немецкой стороны был задержан прапорщик 16-го Сибирского полка Д. С. Ермоленко. Он показал, что был завербован в концлагере для ведения пропаганды сепаратного мира в российских войсках. И офицеры немецкого Генштаба поделились конфиденциальной информацией о подрывной работе, которую ведут в России один из лидеров «Союза освобождения Украины» Александр Филаретович Скоропись-Иелтуховский и Ленин. Понятно, что цена этой информации была невысока: никто и никогда не стал бы делиться информацией о своих «суперагентах» с пленным прапорщиком.
В списке доказательств получения Лениным немецких денег фигурировал факт резкого роста тиражей большевистских изданий. Действительно, активность большевистской прессы весной – в начале лета 1917-го не могла не показаться подозрительной: чересчур быстрое становление «Правды», приобретение крупной типографии «Труд». Ленин писал Ганецкому 21 апреля (4 мая): «Деньги (2 тыс.) от Козловского получены… В общем, выходит около 15-ти большевистских газет: в Гельсингфорсе, Кронштадте, Харькове, Киеве, Красноярске, Самаре, Саратове и др. городах. В Москве выходит ежедневная газета “Социал-Демократ». В Харькове, Кронштадте, Гельсингфорсе тоже ежедневные газеты»903. К началу июля «партия имела 41 печатный орган, из них 29 на русском и 12 на других языках»904. Защитники Ленина утверждают, что «Правда» была прибыльным проектом: так, в июне расходы на ее издание составили 100 тысяч рублей, доходы от распространения – 150 тысяч; а кроме того, с марта по октябрь в фонд «Правды» поступило около полумиллиона рублей добровольных пожертвований. А многие большевистские издания публиковались за государственный счет, как то предполагала «Декларация прав солдата». Деникин писал, что «вся эта социалистическая и, в частности, большевистская литература на основании пункта 6-го Декларации хлынула беспрепятственно в армию. Часть – стараниями всевозможных партийных “военных бюро” и “секций” Петрограда и Москвы, частью – при посредстве “культурно-просветительных комиссий” войсковых комитетов»905. Для прессы денег хватало и без немцев.
В качестве источника средств для финансирования Ленина во всех версиях выступает правительство Германии, действительно тратившее на подрывные цели в государствах-противниках большие средства. В качестве передаточного звена называют Гельфанда (Парвуса). В том, что он работал на немецкую разведку, сомнений нет никаких. Ганецкий действительно работал в экспортной фирме Парвуса в Копенгагене. Контрагентом Ганецкого в Петрограде действительно была Екатерина Маврикиевна Суменсон, ранее работавшая у брата Ганецкого в Варшаве.
Никитин утверждает, что до конца июня им были перехвачены три письма от Ленина Парвусу. «Содержание писем весьма лаконично… “работа продвигается очень успешно”, “мы надеемся скоро достигнуть цели, но нужны материалы”, “присылайте побольше материалов”… Не надо было быть графологом, чтобы, положив рядом с письмом рукопись Ленина, признать везде одного и того же автора». Но были и заключения «двух присяжных графологов».
Еще одно направление расследования было связано с деятельностью активного члена Петросовета Мечислава Юльевича Козловского. «С первых же шагов, – рассказывал Никитин, – нашими агентами было выяснено, что Козловский по утрам обходил разные банки и в иных получал деньги, а в других открывал новые текущие счета… Лоран вручил мне 21 июня первые 14 телеграмм, которыми обменялись Козловский, Фюрстенберг, Ленин, Коллонтай и Суменсон. Впоследствии Лоран передал мне еще 15 телеграмм». Именно эти копии телеграмм, полученных от западных спецслужб, выступят одним из основных свидетельств для предъявления обвинения лидерам большевиков. Другими свидетельствами станут факты банковских проводок, которые осуществляли Козловский и Суменсон.
Словами Никитина – «демимонденка», дама полусвета, арестованная Суменсон «во всем и сразу чистосердечно призналась… Она показала, что имела приказание от Ганецкого выдавать Козловскому, состоящему в то время членом ЦК партии большевиков, какие бы суммы он ни потребовал, и притом без всякой расписки…»906. Ленин направит 11 июля в «Новую жизнь» письмо, где уверял, что никакой Суменсон «никогда и в глаза не видел»907. 20 сентября Суменсон отпустят под залог, после чего ее следы окончательно затеряются.
Защитники большевиков напоминают, что следствие Временного правительства потом установит только факт передачи от Суменсон за два года Козловскому гонорара в 25 424 рубля как юрисконсульту фирмы. Современный исследователь Геннадий Соболев писал о мемуарах Никитина: «В данном случае автора подвела не память, а версия, предложенная французской разведкой в июне 1917 года и с готовностью принятая им»908. А американский историк С. Ляндерс, проанализировав все 66 телеграмм (Никитин оперировал 29), пришел к выводу, что денежные переводы всегда шли из Петрограда в Стокгольм, «но никогда эти средства не шли в противоположном направлении»909. То есть деньги поступали на счет от российских покупателей импортных товаров, а затем уходили за рубеж для их оплаты (или просто выводились за рубеж).
Были еще две линии расследований, которые Никитин считал тогда незаконченными. «Во-первых, досье компании “Сименс”. Отделение этого общества на юге России было закрыто по подозрению в шпионаже еще при старом режиме распоряжением генерал-губернатора Киевского округа. Членом правления “Сименса” состоял достаточно известный казначей партии большевиков – Красин… Второе незаконченное расследование относилось к тем деньгам, которые… германское правительство препровождало еще до революции через банк Сея в Швеции на нужды германских военнопленных в России»910. Вот, собственно, на тот момент и все.
Данилкин не без оснований замечает: «И хотя Ленина, несомненно, использовали немцы; и хотя запах измены – такой же едкий, как запах миндаля, распространявшийся в натопленных вагонах вокруг боевиков, возивших в 1905–1906-м из Европы на себе динамит в обычных пассажирских поездах, – ощущается в этой истории даже сейчас, Ленин не был “немецким агентом”»911. Но, конечно, его деятельность в 1917 году была в интересах Германии, коль скоро фатально подрывала обороноспособность России.
В бегах
Продолжение истории расскажет Ленин: «4-го июля, вчера днем, несколько большевиков получили от знакомых предостережение, что Алексинский сообщил комитету журналистов в Питере какую-то новую клеветническую пакость… Джугашвили (Сталин), член Центрального Исполнительного Комитета, давно знавший, как грузинский с.-д., тов. Чхеидзе, заговорил с ним на заседании ЦИК об этом новом гнусном клеветническом походе Алексинского… От своего имени, как председатель ЦИК, и от имени Церетели, как члена Временного правительства, Чхеидзе обратился тотчас по телефону во все редакции с предложением воздержаться от напечатания клевет Алексинского. Чхеидзе сказал Сталину, что большинство газет выразило готовность исполнить его просьбу…»912.
В искренности пораженческих настроений Ленина сомнений у руководителей Советов не было. Они знали его не одно десятилетие, как и его взгляды, и шпионом его не считали. Но то ли по недосмотру, а скорее всего специально, была забыта малоизвестная до той поры желтая газета «Живое Слово». На следующий день она станет самым дефицитным изданием в стране, поскольку именно она опубликует заявление Алексинского и Панкратова, которым спецслужбы сольют компромат: «Ленин и Ганецкий – шпионы».
