Ленин и Рахья спрятались под насыпью, Емельянов и Шотман пошли на станцию, где выяснили, что последний поезд отходит в 1.30, то есть минут через пятнадцать. Тут же подошел юнкерский патруль, который заарестовал Емельянова (это был явно не его день), а прилично одетому финну Шотману предложил быстрее садиться на подходивший поезд. Тому ничего не оставалось делать, как сесть. Шотман был так расстроен, что проехал Удельную, возвращался пешком и только к трем утра добрался до конспиративной квартиры. Когда вошел, то не поверил своим глазам: на полу катались от смеха Ленин и Рахья. Оказалось, что, пока патруль возился с Емельяновым и Шотманом, эти двое стремительно вскарабкались по насыпи и вскочили в вагон. И нужную станцию они не пропустили.
Вечером на станции Удельная Ленин благополучно взобрался на паровоз Ялавы, который вспоминал: «Условия не благоприятствовали нашему плану: ночь была светлая, паровоз шел на дровах, но зато мой помощник-финн ни слова не говорил по-русски. Я этому обрадовался, так как Ильич при случае мог сойти за кочегара»949. Шотман и Рахья сели в прицепленный к нему поезд. «Поезд подходит к границе, к станции Белоостров, предстоит двадцатиминутная остановка и тщательная проверка документов, а иногда и обыск». Но машинист знал прорехи в системе пограничного контроля. «Поезд едва остановился, как находчивый тов. Ялава отцепляет свой паровоз и уводит его куда-то в темноту за станцию… набирать воды. Мы чуть не аплодируем… Перед самым третьим звонком подходит паровоз, дает гудок, и минут через пятнадцать мы почти в полной безопасности на финляндской территории… Около станции Териоки нас ожидал с коляской брат Лидии Парвиайнен, у отца которой в 14 километрах от станции была приготовлена надежная квартира»950.
Артист Каарло Куусела, руководитель рабочего театра, гримировал лидера большевиков для дальнейшего путешествия: «Мы приготовили Ленину маску, и она так удалась, что Ленин смеялся до упаду своему новому облику… Мы прибыли на станцию Териоки одновременно со скорым поездом. Едва успели купить билеты и вскочить в поезд, как он тронулся. Мы заняли первое попавшееся купе, которое оказалось пустым. Мы боялись даже говорить. Я показал Ленину на верхнюю полку, чтобы он шел спать… В половине шестого я умылся, оделся и разбудил Ленина. Он сразу вскочил на ноги. Но боже мой! Краска расползлась по его лицу и подбородку, а борода в нескольких местах отклеилась. Маску сразу восстановили, но бороду приклеить не удалось… Нам пришлось срочно удалять остатки бороды и краску, что было довольно трудно, так как у нас не было ни вазелина, ни теплой воды, а времени было в обрез, поезд уже подходил к Лахти, где нам надо было выходить. Кое-как удалось придать ему приличный вид. Оживленно беседуя по-фински, мы рука об руку вышли на перрон… По-фински говорил я, а Ленин только смеялся, что для постороннего уха звучало совершенно по-фински»951.
Из Лахти Ленин едет в Гельсингфорс, где для него было приготовлено жилье высочайшей степени надежности. Густав Семенович Ровио, у которого остановился Ленин 10 (23) августа, тогда занимал должность «полицмейстера» Гельсингфорса – и. о. начальника милиции. «У меня была квартира (одна комната и кухня) на Хагнесской площади (дом 1, кв. 22), – напишет Ровио. – Так как ко мне никто не приходил, а моя жена в то время была в деревне, то мы и нашли самым удобным и безопасным сначала поселить Ленина у меня… Я чувствовал некоторое легкое возбуждение или азарт игрока, став вдруг квартирохозяином Ленина… Тем более что мне по службе чуть ли не каждый день приходилось иметь дело с контрразведкой Керенского».
Полагаю, не меньшее возбуждение чувствовал и Ленин, немедленно нашедший для Ровио занятие: раздобывать российскую прессу. Тот рассказывал: «По вечерам я караулил на вокзале почтовый поезд, покупал все газеты и приносил Ленину. Он немедленно прочитывал их и писал статьи до поздней ночи, а на следующий день передавал их мне для пересылки в Питер. Днем он сам себе готовил пищу. Прожил у меня Ленин недели полторы; тогда Вийк нашел для него другую квартиру – у тов. Усниуса. Поздно вечером мы перевезли его туда. Но через несколько дней мне пришлось опять поселить Ленина у себя, так как тот товарищ, в квартире которого он поселился, неожиданно вернулся и потому квартира оказалась неудобной.
Когда Ленин прожил вновь у меня с неделю, мы нашли новую квартиру у Теле в бездетной семье рабочего Б.». Это был машинист Артур Блумквист, который, как и его супруга Эмилия, ни слова не говорили по-русски. Ровио исправно ежевечерне продолжал приносить газеты. «На этой квартире Ленин прожил все остальное время своего пребывания в Гельсингфорсе, приблизительно месяц или больше… когда он переехал в Выборг».
Кто знал о пребывании Ленина в Гельсингфорсе? «Из русских товарищей, проживавших в Финляндии, знал только Смилга… Из финских товарищей знали лишь некоторые члены в ЦК, как Маннер, Куусинен, так я им сообщил и устроил свидание с ВИ… Шотман приезжал несколько раз. Он дал мне адреса, куда должны были доставляться письма, и вообще организовал почту в Питере»952. Как видим, финнам Ленин доверял куда больше, чем соратникам по партии. В ненависти финских революционеров к любой действующей российской власти и их симпатиям к любым борцам с ней лидер большевиков мог быть уверен. В преданности соратников – нет. Ленина прятали, перемещали, доставляли обратно в Питер и в Смольный финны. Правда, дважды в Гельсингфорс пробиралась Крупская – проведать мужа953.
Именно в Финляндии Ленин пытался закончить, пожалуй, самый главный труд свой жизни – «Государство и революцию». Наброски были сделаны ранее и содержались в знаменитой синей тетради, которую через финскую границу вез Шотман.
«Труд этот очень нехарактерен для Ленина: это не коллекция секретов партстроительства, не учебник по искусству восстания, не аналитический очерк современной политики, – тонко подметил Данилкин. – Однако именно здесь объясняется смысл революционной деятельности: как на самом деле выглядит марксистский “конец истории”, чем именно заменять старый, обреченный на разрушение, мир…»954. Книга выглядит довольно нигилистической, а идеи не самыми свежими. Но здесь они соединены воедино. Исходную посылку Ленин взял из «Восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта», где Маркс писал о судьбе государственной машины в революционные эпохи: «Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать ее». Отсюда Ленин вывел главный способ спасения победоносной революции от идущей за ней следом контрреволюционной реакции – уничтожить «бюрократически-военную машину» старого режима. На ее место должна быть установлена диктатура пролетариата («государство-коммуна») в форме республики Советов, которая для подавления меньшинства большинством введет «ряд изъятий из свободы» для угнетателей, эксплуататоров и капиталистов. Ленин утверждал, что это будет уже «полугосударство» – непосредственная демократия Советов «снизу доверху», лишенная не только признаков «буржуазной» демократии (разделения властей, всеобщего избирательного права), но и некоторых черт государственности как таковой (постоянной армии, полиции, чиновничества). Прямое участие трудящихся в управлении, выборность и сменяемость будут гарантией от бюрократизма и привилегий. Подробнее мы будем иметь повод обсудить эти идеи: вскоре наступит время их претворения в жизнь.
