«С ним еще не все кончено, будьте уверены, — заключил Клауссен свой рассказ. — От этого жутковато. Он выйдет на волю, и с его бизнесом не покончено. У него еще есть тайники, вряд ли он все указал. Не все. И что бы ни забрало правительство, все равно у него еще что-то останется. Он не идиот».
Единственный, кто мог бы пролить свет на планы Леру, — сам Леру — как и прежде, был скрыт от глаз. Через два года я наконец-то узнал, кто его адвокат. Его имя Джозеф Ди Бенедетто, он обитатель Манхэттена и известен тем, что участвует в политизированных уголовных процессах. Он часто появлялся в программе «Фокс Ньюс» и других, где обсуждаются громкие судебные дела. Он не ответил ни на мои звонки, ни на мои письма, когда я просил его объяснить, почему он защищал Леру анонимно.
Суд в Миннесоте предал огласке письмо Ди Бенедетто 2016 года. Там говорится кое-что о семье Пола: его бывшая жена и дети находятся в Европе, подвергаясь опасности, а Синди Кайанан вернулась на Филиппины, но вскоре обратила внимание на каких-то людей, следовавших за ней по пятам, и вместе с дочерью скрылась. Ди Бенедетто писал, что «нынешние партнеры Леру пытаются перевезти его семью в США ради безопасности. Позже бывший агент 960 сказал, что этот план перемещения родных Пола в США никогда не был серьезным: «Честно говоря, тут мы только позировали. Ему самому было наплевать на них. Он притворился, что беспокоится о них, а беспокоился только о самом себе».
Согласно письму не исключалась вероятность того, что Леру получит прикрытие по программе защиты свидетелей. Клауссен сказал: «Наверняка он подумывает о новом паспорте. Если они помогут ему исчезнуть, тем лучше для него. Самое время приняться за следующий замысел, теперь, когда он знает, как все работает в Америке. Арест сделал его только умнее».
Очень многие сообщники Леру опасались, что, выйдя из тюрьмы, он начнет мстить им. Но тот, кто предал Пола в большей степени, чем кто угодно, Феликс Клауссен, сомневался, что Пол станет искать его. «Если я столкнусь с ним случайно в аэропорту, он улыбнется и подаст мне руку. Это ж Леру».
Другие сами хотели отомстить за то, что, спасая себя, Леру выдал их. Южноафриканский наемный убийца Маркус сказал мне: «У меня есть горы информации, документы, фото. Пол должен помнить одно: если он появится в ЮАР или хоть попытается приехать сюда, я его вышвырну к чертям».
Может ли Пол измениться, находясь в Америке под стражей, спрашивал я мнения у многих. «Вот уж сомневаюсь, — ответил Мэтью Смит. — Ему нравилось то, что он вытворял. По-моему, для него это было весельем, я даже думаю, что он хотел большего. Он хотел дурной славы. Он говорил мне не раз, что, когда его поймают, об этом расскажут во всех новостях». Чего хотел Леру и почему, на эту тему я размышлял годами. Один ответ очевиден: денег. Он был соблазнен ими, влюблен в них, испытывал зависимость от чувства, что груды денег проходят через его руки, больше, чем можно истратить. Но были люди, которые ставили ему более серьезный диагноз. Один израильтянин, некоторое время работавший на Леру и находивший ему женщин, сказал мне: «Он конченый социопат. Читаешь определение социопата, неспособность к сочувствию и прочее, и сразу думаешь: это он, один в один». Мои репортерские данные показывали, что он, по меньшей мере, чудовище, преступник, который не задумываясь приказывал искалечить или убить кого-нибудь из собственного окружения. Бывало, что в нем показывался садист, наслаждающийся кровью.
Некоторые предполагали, что им двигало тайное страдание, болезненное ощущение от того, что он был приемным сыном, или какое-то перенесенное в детстве унижение, за которое он никогда не сумел бы до конца отомстить миру. Я подозревал, что отчасти ответ заключался в его жизни программиста. Леру нашел свое место в цифровом мире, вселенной, действительность которой подчинялась его воле. Мне казалось, что он применяет к реальной жизни логику компьютерных программ. Поэтому замыслы УБН пришлись ему по душе. Бывший агент подразделения 960 сказал: «Для него ничто не зависит от эмоций, все просчитывается». Его отношение к жизни было математическим, а не моральным: заставь программу работать и наблюдай.
Однажды в Тель-Авиве я встретился в шумном кафе с одним из бывших подчиненных Пола. Мне трудно было вообще добиться от него согласия на разговор. Он сказал, что расквитался с организацией Леру, и вел совсем другую жизнь. Ни в одном из уголовных дел он не упоминался, несмотря на то что он имел отношение и к фармацевтической торговле, и к операциям наемников Пола. Однако он признался, что в ближайшие годы не спешит в США, просто на всякий случай. День за днем отвечая отрицательно на мои просьбы о встрече, он, наконец, уступил и предупредил, что хочет сохранить анонимность. Мы проговорили около часа и уже собирались расстаться, когда я спросил: так чего же хотел Леру?
— Он хотел быть величайшим преступником из когда-либо пойманных, — ответил израильтянин. Он указал на мой ноутбук. — Если вы опубликуете книгу, вы-то и дадите ему то, чего он жаждал всегда. И я тоже, поскольку я говорю с вами. Именно этого он хотел. Чтобы история была рассказана.
Эпилог
2017–2018… Правосудие для Кэтрин Ли… Леру отдает последнее… Развеян по ветру.
Моя первая поездка на Филиппины в конце 2015 года пришлась на середину президентской кампании в этой стране. Кандидат-аутсайдер Родриго Дутерте, мэр Давао, полуторамиллионного города на южном острове Минданао, клялся, что даст грандиозный бой наркоторговцам и иным преступникам. «Те из вас, кто как-то связан с наркотиками, знайте, сукины дети, я в самом деле переубиваю вас», — сказал он. В случае победы на выборах он обещал убить сто тысяч дилеров, сбросив столько трупов в Манильский залив, «что рыба разжиреет». Он отставал от других кандидатов, и никто не относился к нему серьезно, как и к тогдашнему претенденту на американских выборах Дональду Трампу. Ожидалось, что победит кандидат правящего большинства, политический союзник тогдашнего президента Бениньо Акино.
В середине 2017 года, когда я прилетел на Филиппины в последний раз, Дутерте уже больше года был президентом. И, не теряя времени, выполнял обещание: полиция и вооруженные неизвестные убили больше семи тысяч человек, подозревавшихся в употреблении или продаже наркотиков, а также, казалось бы, и вовсе непричастных. Международные организации по правам человека пребывали в шоке от такой внесудебной расправы, но Дутерте был непоколебим. Он заявил, что у него есть список миллиона других, замешанных на Филиппинах в наркоторговлю, присовокупив, что «защитники прав человека покончат с собой, если я порешу еще и всех этих». Он и в самом деле похвалялся, что, будучи мэром, лично убил нескольких подозреваемых в преступлениях.
Дикая бравада Дутерте напомнила мне Леру и то, как он всаживал пули в труп Дейва Смита, чтобы казалось, что отчасти он совершил убийство сам. Меня занимал вопрос, насколько он и его организация повинны в возникновении обстановки, в которой Дутерте смог прийти к власти. Лично Пол никогда не впечатлял общественность на Филиппинах, его не преследовали полиция и суд. Дело было в другом: размах коррупции и беззакония, питаемых и используемых Леру, внушил обычным гражданам циничное отношение к государству. Любопытно было бы поглядеть, как вышел бы Пол из столкновения с насилием, развязанным режимом Дутерте. Один человек из преступного мира Манилы сказал мне, что, по словам важных особ из картелей, действующих в стране, мишенями всей пальбы были наркоманы и торговцы низшего уровня, а те, кто стоял наверху, знали, как откупиться, и сохраняли неуязвимость. «Они говорят: «Мы ввезем еще больше». Они запасают дурь, — сказал мой собеседник. — Значит, сколько там тысяч вы убили? Никакого толку».
