Илья переполнен энергией. Мнется на холостом ходу, бурчит за спиной, при тактических паузах нетерпеливо топчется на месте. Однако обгонять больше не спешит – правило движения в колонне он вроде как усвоил.
Свет заходящего солнца с трудом продирается сквозь грязные окна. Дом у нас новый, построен по современным ГОСТам. Лестничная клетка отделена от квартирных блоков, а пара массивных противопожарных дверей дарят надежду на выживание даже в случае реального зомби-апокалипсиса.
Как всякий разумный параноик – двери я оценил. Сталь, огнеупорная краска, начинка из кремнезема и самовспенивающаяся лента по периметру. Устойчивость при пожаре – полтора часа. Правда, учитывая уровень жадности управляющей компании и криворукую установку джамшутами – цифру можно смело делить на три. Однако при любом раскладе это гораздо лучше, чем бестолковое «ничего».
Дом казался покинутым. Не гудели натужно лифты, не хлопали двери, злое эхо бытовых скандалов больше не рвалось сквозь тонкие панели перекрытий. Наконец-то заглох изматывающий грохот непрекращающихся ремонтов. Два года жизни под прицелами дрелей и перфораторов. Врагу не пожелаю жить в новострое!
Четвертый этаж. Оспины картечных попаданий на стенах. Длинные полотнища грязных бинтов и засохшие коричневые пятна на полу. На мой вопрошающий взгляд Илья лишь пожимает плечами.
Третий этаж – жалкое подобие баррикады из пары опрокинутых холодильников и тройки стиральных машин. Если мне не показалось, то из-под белоснежного «Индезита» торчали чьи-то посиневшие пальцы. Очень надеюсь – что показалось…
Запах мертвечины ощущается все настойчивей. Что бы ни говорил Илья, но обоняние подсказывает – где-то гниет чья-то плоть. Впрочем, это вполне могут быть и кошки с собаками. Либо… либо кто-то из моих сверстников – ненадолго переживших ночь звездопада.
Вот и первый этаж. Пятно от костра на полу, закопченный до черноты потолок. У дальней стены – скрюченное тело кого-то из взрослых. Отвожу глаза – слишком много смертей…
Под ногами хаотичный ковер из разнообразного добра. Шмотки, пакеты, разноцветная упаковка, бумага во всех вариациях – от туалетной до пятитысячных купюр.
Блеснула золотом массивная цепочка, захрустели пластиком стреляные гильзы. Заинтересовавшись, я присел и взял одну из них в руки. Двенадцатый калибр, недорогой полиэтиленовый «Военохот». Принюхиваюсь: едко пахнет горелым порохом – стреляли не так давно.
Сквозь открытую дверь подъезда доносится монотонный звон ударов по железу и совсем уж приглушенные расстоянием магнитофонные завывания. Кажется – «Черные глаза». Как лубочно и предсказуемо…
Выходим, настороженно озираясь. Бита наготове, ножны на поясе демонстративно сдвинуты вперед. Илья боевито сопит носом и суетится за спиной.
Первое впечатление – Сталинград сорок третьего. Нет, конечно, не все так плохо. Но я житель мегаполиса, меня можно шокировать даже рядовой кучей говна посередине пешеходного тротуара.
Двор умирал…
Вокруг – битые, вскрытые и сожженные автомобили. Внимания вандалов избежал лишь ржавенький «жигуль», вросший лысыми покрышками в асфальт.
На остальных машинах успели варварски покататься и потолкаться, явно заигравшись в догонялки. Ну а все то, что не завелось, – крепко пострадало от человеческой обиды.
Жесть, как она есть. Двор мятого железа. Мечта жестянщика…
Близлежащие дома словно постарели в один миг. Подслеповато щурились сотнями выбитых окон, беззубо шамкали темными провалами подъездов, из которых с мясом повыдирали входные двери. Трепыхались на ветру вытянутые сквозняком шторы, черные языки копоти тянулись от выгоревших квартир. И мусор… Тонны мусора! Как можно так засраться за жалкие две недели?!
От разгромленных витрин «Стройтоваров» стелется пестрый хозяйственно-бытовой шлейф. Тысячи блестящих гвоздей вбиты в самые невероятные поверхности – от капота «Мерседеса» до бетонного столба освещения. Кто-то явно дорвался до пневматического нейлера – гвоздезабивного пистолета.
Мутной тюлевой паутиной оплетены ветви деревьев вокруг магазина «Ткани». Стволы молоденьких берез истерзаны глубокими шрамами – тут долго и неумело развлекались с бензопилой. Впрочем, одно дерево неизвестные герои завалить все-таки сумели. Гордость двора, раскидистая липа, подмяла под себя трансформаторную будку и часть стоянки. Судя по неровному холмику и корявому крестику около могучей кроны – липа успешно сопротивлялась.
В соседнем подъезде дотла сгорел бесполезный нынче салон красоты. Сотни разноцветных флакончиков усеивают асфальт. Змеится брезентовый рукав пожарного шланга, ультрамариновые следы засохшей пены добрались аж до второго этажа.
Деревенская тишина давила своей ненормальностью. Ну не бывает такого в Москве, это же город с безумной энергетикой и диким ритмом жизни! Не нужно быть зрячим, чтобы понять – что-то случилось. Монотонные удары по металлу и отголоски далекой гулянки лишь подчеркивают звенящую тишину онемевшего города.
Ближайший источник шума обнаружился практически сразу. В полусотне метров от нас, на «дублере» основной улицы, замер инкассаторский фургон. Нахохлившийся и избитый, скособоченно завалившийся на спущенные колеса и украшенный белесыми пятнами на бронированных триплексах. Сдвижная задняя дверь вмята глубоко вовнутрь. Использовавшийся для этого муниципальный трактор брошен тут же – поперек дороги и с нелепо задранным отвальным ножом.
Содержимое изолированного грузового отсека – синие спецконтейнеры валяются рядом. Часть из них вскрыта или повреждена. Легкий вечерний ветерок гоняет по улице ярко окрашенные купюры.
Илья проследил за моим взглядом и дурашливо пропел:
– Оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют!
Согласно хмыкаю. Кстати, во многих банкоматах стоит такая же система защиты. Простое и гениальное решение. К тому же очень поучительное. Батя в свое время дал мне задание: придумать десять жизненных ситуаций, которые можно решить схожим методом. Нет, не подрывом емкости с перма-краской, а выводом предмета чужого интереса за скобки уравнения. Спасибо, пап… Это было по-настоящему полезно…
Рядом с машиной стоит Генка Скрипач. Выглядит он непривычно потрепанным. Всегда белоснежная футболка – серая от грязи и крови. Вечно наглаженные брюки – измяты и порваны на коленях. Тонкий аристократический нос грубо свернут на бок, под обоими глазами вспухли бордовые гематомы.
Знакомый прикол, сам так ходил. Очковый эффект – два фингала от одного удара в нос. Видать, крепко его приложили. И, кажется, Генка затаил обиду – не зря же он ломится в бронесалон инкассаторки? Н-да, мстя будет душевной…
Скрипач монотонно и сосредоточенно бил арматурным прутком по лобовому стеклу автомобиля. Некогда трепетно оберегаемые пальцы – в ссадинах и бетонной пыли. А ведь музыкантам и карманникам – мозоли противопоказаны! Некоторые даже полируют подушечки пальцев на мелкой наждачке – для повышения чувствительности.
