Словно издеваясь, где-то в районе здания РОВД, в небо вновь ушла бесконечно длинная очередь трассеров. Двадцать секунд – лента на двести патронов. «ПКМ»? Вряд ли в полицейской оружейке хранится нечто более серьезное.
Иронично улыбаюсь – не на публику, а сам себе. «ПКМ» – это «не очень серьезно», да? Три раза «ха!». Кого ты дуришь, Сашка?!
Вес секундного залпа пулемета – более ста граммов свинца и стали. А у моего клона «ПМ» скорострельность в пределах тридцати выстрелов в минуту. Это три грамма в секунду! Я уже молчу про пробивную способность и останавливающую мощь пули. Объять необъятное, сравнить несравнимое. Эх…
Резко и зло вбиваю магазин в рукоять, передергиваю затвор, вгоняя патрон в ствол. Теперь мини-трюк – вновь вытаскиваю магазин, меняю его на запасной, из кармашка на кобуре. Восемь плюс один. Прирост БК – пятнадцать процентов. Я уже говорил, что люблю математику?
Наслаждаясь тяжестью боевого оружия в руке, я вновь осматриваюсь по сторонам. Теперь уже – не пугливо, а всего лишь – настороженно.
Вечер постепенно накрывает проклятый город. Солнце жмется к линии горизонта, пугая багрянцем и смущая едко-зеленым оттенком. Виной тому – густой и неподвижный столб химического дыма, упирающегося шапкой чуть ли не в стратосферу. Горит где-то очень далеко, километрах в тридцати от нас, вряд ли ближе.
Легче от этого не становится. Если подует западный ветер и прижмет кислотные облака к городской застройке – всем может стать предельно грустно.
Прищурившись, мысленно пробегаюсь по стремным объектам в радиусе ближайшей сотни километров.
Всевозможные склады – в широчайшей номенклатуре. От армейских до фармакологических. Причем далеко не всегда пожар на артиллерийском арсенале опасней, чем весело полыхающий безымянный завод окон ПВХ. Под воздействием высоких температур полимеры дружно разлагаются на свободный хлор, диоксин, а то и вовсе – фосген. Есть лютый шанс прокашляться собственными легкими.
Далее – из опасного и нынче бесхозного. Лаборатории, разнообразные биологические могильники и захоронения, ядерные реакторы – включая малые: научные и корабельные.
Хранилища газа, ГСМ и магистральные трубопроводы. Помнится, во времена СССР некоторые пожары на газовых месторождениях удавалось потушить лишь подрывом ядерного боеприпаса…
Разогнав фантазию, могу легко представить себе любопытного пацана, пробравшегося в НЦ «Вектор» и сжимающего в руках пробирку со штаммом оспы.
Бррр! Я зябко поежился. И ведь рано или поздно кто-то реально туда залезет…
Надо будет озадачить Илью и запастись вакцинами. Сколько у них там срок хранения? Нашим детям хватит? Сильно сомневаюсь. Коммерческая фармакология, конечно, занижает сроки годности лекарств, но не настолько же?
Мысленно хватаю за узду одного из четырех коней апокалипсиса и перекрашиваю его в полосатый, желто-черный цвет. Для тупых и особо одаренных – подписываю: «Техногенный».
Прерывая размышления, недалеко от нас дуплетом бахает ружье. И почти сразу – истеричная очередь из автомата. Во весь магазин.
– Твою же мать!
Холодная логика «человека разумного» сметена инстинктами. Эхо выстрелов еще мечется между домами, а я уже бегу вперед, к ресторану, по-прежнему рыдающему о «черных глазах».
Радовало одно – инстинкт у меня самоубийственный, но не ублюдочный. Постыдней было бы обнаружить себя на лестнице, спешно драпающим в уютную и безопасную квартирку…
За спиной зло пыхтит отставший Илья – обезумевший интеллигент подержался за оружие и самоуверенно вписался в мир, в котором правит сила. До первого облома, братка…
Выскакиваю за угол – отсюда уже виден мигающий гирляндами кабак. Негромко тарахтит на ступенях сине-красный «ямаховский» генератор. Дерзко припаркована на газоне пара угловатых «Гелендвагенов», с грозными орлами спецпропусков на лобовухах. Валяется на боку тяжелый «Харлей» – весу в нем треть тонны, уронить легко, а вот поднять уже хрен. Первый тест при покупке мотоцикла: не можешь поднять – не твое!
Начинаю на бегу смещаться влево – если кто-то выскочит из дверного проема, довернуть ствол вправо ему будет немного сложнее. Это те самые миллисекунды, которые решают – кому жить, а кому умирать.
Стискиваю зубы – в бой еще не вступил, а трупы уже на каждом шагу. Их неожиданно много – ночная жизнь на этом пятачке кипела вовсю. Здесь же она и закончилась. Уборкой никто не заморачивался, а может, и вовсе – добавили тел для жути и антуража. Почерневшие, усохшие, с отливающей синевой кожей. Это точно нормально?
За два десятка метров до цели – притормаживаю, перехожу на быстрый, крадущийся шаг. Безуспешно пытаюсь успокоить сбитое дыхание, хотя в тире это получалось на раз-два. Сердце болезненно лупит прямо в кадык. Рифленая рукоять пистолета скользит во вспотевших руках – приходится рисковать, попеременно вытирая ладони о футболку.
Под ногами – минное поле изобилия. Бутылки, битое стекло, дизайнерское шмотье – практически все с бирками, неношеное. Захапанное из жадности и тут же брошенное, для того чтобы освободить руки для нового вожделения. Фиолетовая рубашка от «Бриони» за полсотни косарей, бело-черные кеды от «Валентино». Ценник – мордой вниз, но порядок сумм примерно такой же. Никогда этого не понимал…
Справа от входа – вяло дымит затухающий костер. Не уснувший пожар, а вполне легитимное лагерное кострище. Вокруг него – пяток заляпанных, но явно дорогих кресел и пара пышных диванов темно-синего, театрального бархата. На одном из них кто-то спит, натянув на голову кожаную куртку с никелированными шипами. Неужели удобно?
Тут же, в хаотичном беспорядке, попахивающая гора добра из ближайшего супермаркета. В основном еда-питье в мелкооптовой упаковке. Типа «кухонная кладовка» под открытым августовским небом? Ну не дебилы?
Заставив меня вздрогнуть, часть кучи зашевелилась. Из ее глубин выползла пятящаяся задом крыса, сжимающая в зубах нарядную коробку «рафаэллок». Хвостатая любительница химических сладостей…
Осаживаю галопирующие мысли. Мандраж насыщает кровь адреналином, тело бьет мелкой дрожью. Трупы вокруг и взведенное оружие в руках. Гортанный мат, доносящийся из заведения, и влажное «бумцанье» ударов. Кого-то бьют, и я даже догадываюсь кого. Дурак ты, Скрипач, и я вместе с тобой…
Крадучись, поднимаюсь по ступеням. Пыхтящий бензиновым выхлопом генератор устало стучит за спиной. Спрятавшееся за домами солнце стирает тени. Пистолет на уровне глаз, бешеный пульс – в затылке. Качнувшись, на мгновение заглядываю в дверной проем. Полсекунды на взгляд по диагонали, и тут же отыгрываю корпусом назад.
В застеленном коврами холле – пятеро. Скрипач – на полу, вяло шевелится в луже собственной крови. Двое джигитов пинают его босыми пятками, а третий – прыгает у него на голове. Последний – Зураб, старший среди братьев Хаджиевых, сладострастно тискает волосатыми пальцами трофейный автомат.
Я никогда не задумывался о возрасте этой семейки, но сейчас, узнав о верхней планке выживания, – поразился. Ему точно шестнадцать лет?
