Что это было?!
Рядом присаживается Илья, успокаивающе кладет руку на мое плечо и настойчиво заглядывает в глаза. Его голос полон понимания и вроде как даже легкого оттенка зависти:
– Первый, да?
– Что?! – Я встрепенулся и ошарашенно уставился на парня.
Он что, мысли читает? А то и вовсе – знает, что, черт возьми, происходит?
– В первый раз такие симптомы? Раньше не накрывало? А эпилептиков в роду не было?
Теперь голос Ильи тревожен и по-врачебному требователен. Однако взгляд его мечущихся глаз – неуловим. Юлит? Под дурачка косит? Или это у меня паранойя?
Многообещающе прищуриваюсь:
– Иди на хер! Мы с тобой дома поговорим, а сейчас нам уходить надо! Хаджиевцы крови не простят!
Неожиданно легко встаю на ноги. Заряд бодрости – как после утреннего прохладного душа. Да – все еще «болять мои раны». Но шевелиться и соображать уже могу. Отнюдь не состояние «третьего раунда после двух нокдаунов».
В правой руке по-прежнему зажат пистолет. Правда, с боезапасом полный ахтунг – четыре патрона в магазине и один в стволе.
Демонстративно прячу оружие в кобуру, деловито командую:
– Так, мародерим в темпе вальса, затем уходим. Нашумели мы знатно! Илья, как там Скрипач?
Роль самоуверенного вожака отыгрываю с трудом. В паре шагов от нас стоит попятившаяся Инга, нервно тискающая направленный на меня пистолет. Подленько так направленный – куда-то чуть ниже живота, в самое сокровенное…
Понимаю, это у нее от неуверенности и сомнений – то ли опустить оружие, то ли наоборот – стволом в зубы ткнуть? Но мне от этого не легче. Яйца сжались до размеров горошин и расползаются в стороны, уходя с линии огня.
Обращаюсь к девушке, картинно вскидываю бровь:
– Инга, первое правило обращения с оружием. Никогда не направляй ствол на человека! Враги, они вон там!
Указываю ей за спину, и бывшая пленница ожидаемо ведется – рефлекторно доворачивает тело и бросает назад испуганный взгляд.
Подшагиваю вперед – быстро, но очень плавно. Кладу обе руки на ее пистолет. Теперь – даже если захочет – не выстрелит. Затворную раму я зажал мгновенно окаменевшей хваткой.
В принципе, девушка уже в моей власти. Но на силовой конфликт идти не хочу. Мягким движением большого пальца поднимаю флажок предохранителя, успокаивающе улыбаюсь, отпускаю чужой пистолет и делаю шаг назад.
– Сейчас прямой опасности нет, не стоит махать взведенным стволом.
Илья, присевший около бледного как стена Генки, пробурчал вполголоса:
– И докторов тоже нет. Сделаешь в командире дырку – хрен запломбируешь…
Осторожно отведя от раны руки всхлипнувшего Скрипача, парень взглянул на влажное кровавое месиво и удивленно покачал головой:
– Генка, ты почему еще живой, а?
– Илья?! – рявкнул я вполголоса, осаживая потерявшего берега парня.
– Если ты зовешь Илью Чудотворца – то абсолютно прав. А я могу только яду дать. И не зыркай так! Что ты от меня хочешь? У него горсть картечи в брюхе вперемешку с обрывками грязной футболки и дерьмом из вспоротого кишечника! Запах чувствуешь? Вот-вот! Нам бы бабку древнюю, травницу потомственную, да хрена с два она поможет…
– Тут только Некромант поможет… – впервые подала голос Инга.
Если внешность девушки вынужденно подрастеряла былую красоту, то голос пробирал до самого паха. Высокий, с едва улавливаемым придыханием, будто ей все время не хватает воздуха.
Однако дошедший до разума смысл сказанного мгновенно смыл эротическую магию голоса. Еще одна циничная юмористка?
Неприязненно кошусь на спасенную красавицу, брезгливо морщусь.
– Не смешно. Он ведь дырку в брюхе из-за тебя получил.
Инга скептически хмыкает, присаживается рядом с телами. Изорванная футболка бесстыдно задирается до самой талии, а сквозь распоротый ворот можно разглядеть аккуратный пупок с искрящей стразиной пирсинга.
Тонкие пальцы с изломанными ногтями принимаются терзать ремень убитого хаджиевца. Очень надеюсь, что в качестве трофея ей нужна лишь кобура…
– Из-за дурости своей он ее получил! Худший вариант героя – романтический балабол! Нет чтобы войти как вы – следом за пулей. А он… дебила кусок… Сама бы удавила!
Свернувшийся клубком Скрипач тихо всхлипнул. Сквозь ресницы накрепко сжатых глаз просочилась слеза.
Непонимающе качаю головой:
– За что ты его так? Да – наивный, да – рукожоп, но ведь помочь хотел! И не зассал, пришел выручать! Если не ошибусь – то единственный, среди десятков твоих бывших ухажеров.
Инга неожиданно выругалась – неумело, но зло и эмоционально. Резко встала, рванула на себя расстегнутый ремень хаджиевца. Затрещали вырываемые с мясом брючные петли. Двойные… Наглухо простроченные толстой вощеной нитью. Это, блин, как?!
– За что, спрашиваешь?! – теперь Инга смотрела прямо на меня. Ее глаза пылали бешенством, маленький кулачок яростно сминал жалобно скрипящую толстую кожу офицерского ремня. – А за то, что этот конченый дебил уже во второй раз приходит!
Девушка узнаваемо спародировала интонации Генки: «Вы все подонки, немедленно освободите ее!»
Не удержавшись, она плюнула на скрючившееся тело.
– В первый раз его даже убивать не стали! В глаз дали, да для страху палец демонстративно сломали. А затем – заставили смотреть, как меня по кругу пускают! Прямо тут, на вот этом самом сраном столе!!! Очень уж их забавляли мольбы этого придурка! Прямо мужиками себя чувствовали! И драли меня от этого на порядок жестче и дольше!!! А он выл над головой, просил прощения, умолял потерпеть, расслабиться и не сопротивляться! Потерпеть, Карл!!! Так что, мне теперь ему ноги с благодарностью целовать?!
К концу речи голос Инги вибрировал истерикой. Захлебнувшись собственной ненавистью, она, как в спасательный круг, вновь вцепилась в пистолет. Пальцы заскребли по металлу, пытаясь отыскать скобу предохранителя и стрелять, стрелять, стрелять… Глуша свою боль и карая возмездием.
Делаю шаг вперед, обнимаю девушку и крепко прижимаю к себе. Действую на инстинктах. Глажу слипшиеся сосульками волосы, негромко шепчу что-то бессмысленное, пресекая вялые попытки вырваться.
– Тише, тише… Все будет хорошо… Заживет, позабудется, еще краше станешь… Тише, Инга, тише…
Трепыхнувшись еще пару раз, девушка замерла, уткнувшись носом мне в плечо и едва заметно вздрагивая. Не от слез, а от переизбытка адреналина в крови.
Если кто и рыдал рядом – то это скорее Скрипач. Просто плакал он молча, абсолютно беззвучно. Закусив губу и уставившись пустым взглядом в одну точку.
Ломка сознания… Грубо, наживую, без алкогольной анестезии и маминых утешений.
