Хотя… если честно… то взгляд его зеленых глаз волновал ее все сильнее. Вплоть до тянущей истомы внизу живота. Было в нем что-то такое… Будоражащее…
Он с улыбкой принял правила игры – его нет, и она не замечает дерзкого наглеца даже в упор! Просто он почему-то всегда был рядом…
Он занимал соседнюю беговую дорожку и легко выдерживал задаваемый ею часовой марафон.
Он молча вставал со скамейки и еще на подходе встречал желающих подкатить к ней ухажеров. Просто вставал на пути и вопросительно приподнимал бровь. Самоуверенность вдруг мигом слетала с юных пикаперов, они вновь сутулили чахлые плечики и, вильнув ногами, резко вспоминали о делах в другом конце зала.
Он даже прикрывал Яну спиной во время выполнения девушкой особо откровенных асан, чем забавлял ее до невозможности. Ути-пути, какая забота о морали!
Но он стал привычен. Его присутствие – успокаивало. Оно было надежным и нерушимым. И она вдруг поняла, что значит выражение «за ним, как за каменной стеной». А вот без него… Без него как-то мигом становилось пусто и неуютно.
Проснувшись на третий день Катастрофы, она так и не рискнула выйти из дома. Ей хватило нескольких часов наблюдения с балкона, чтобы из юной гордячки превратиться в зашуганную затворницу. Она почти не ела – лишь плакала и сжималась в комок от каждого шороха. Она не заходила в ТУ САМУЮ комнату и запретила себе думать о родителях. И среди череды страхов и кошмаров она вдруг вспомнила о НЕМ. Стало легче. Будто он вновь незримо стоит за спиной, укрывая от жадных взглядов и бытовых невзгод. И тогда она стала думать ТОЛЬКО о нем.
Когда в дверь осторожно постучались – Яна вдруг сорвалась с места и принялась торопливо растаскивать хилую баррикаду. Лязгнув замками, она распахнула дверь. Секунда, чтобы узнать, еще одна – чтобы поверить. По-детски всхлипнув, Яна бросилась к нему на шею.
Заливая его грудь слезами, она подняла заплаканное лицо и прошептала:
– Как долго я тебя ждала…
* * *
– Ма-а-а-рик… Ма-а-а-рик! Ну вставай же, ну что ты, ну пойдем… Я ведь обед приготовила, пюрешка с тушенкой! Из пакетов, но вку-у-у-сные! Все как ты любишь, ты только вста-а-а-а-нь!!!
Замираю беспомощно, абсолютно не понимая – чем могу помочь? Рвануться через простреливаемую улицу, подбежать, присесть рядом и поблагодарить за спасение? А нужны ей мои слова? Да и услышит ли? Может, и вовсе – в лицо вцепится? Причем будет в своем праве…
Вновь хрустит потревоженный асфальт. С перекошенным от злости и напряжения лицом ко мне ковыляет Инга. За ее плечо цепляется постоянно оглядывающийся Скрипач. Силуэты ребят на фоне дороги напоминают об опасности.
Вскидываю «калаш», прижимаю приклад к плечу. Над стволом воздушное марево от разогретого металла. Траурно звенят под ногами стреляные гильзы, соленый запах крови спазмирует желудок и побуждает к рвоте.
Усиленно дышу носом, бдительно контролирую улицу.
В моей башке раздражающе похрапывает спящий зверь. С этим квартирантом надо будет разбираться отдельно. Главное, чтобы имя у него было не медицинское, из справочника психиатра.
Мушка на конце ствола дрожит, картинка покачивается вместе с кружащейся головой. Хреново-то как…
Причем «хреново» не только с разумом, но и с боеприпасами. Мой внутренний счетчик БК уже давно накрылся рваной пилоткой, четкой цифры остатка патронов я не назову. Но сколько секунд можно вести бой с полупустым магазином – я себе примерно представляю. И секунды эти уже на исходе. Одна-две очереди – и прощай огнестрел, привет палка-копалка…
Вот где бы достать патронов, а? «Пять-сорок пять на тридцать девять» – калибр армейский, гражданского оружия под него – хрен да ни хрена. В охотничьих сейфах его вряд ли можно отыскать. Беда…
Когда Инга добирается до условно безопасного участка, я позволяю себе оглянуться.
Стена за спиной исклевана пулями. Заметно помятый Илья сусликом выглядывает из подвального спуска. Заметив мой взгляд, он виновато вильнул глазами, а затем призывно замахал рукой:
– Сюда! Я все проверил, чисто!
Зло сплевываю, цежу буквально про себя: «Мудак…»
Вновь поворачиваюсь к рыдающей через дорогу девчонке, негромко зову:
– Эй! Э-э-й?! Девушка!
– Бам! – со стороны хаджиевцев хлопает одиночный выстрел. Безымянное окно на втором этаже осыпается битым стеклом.
– Оставь ее! – Инга подошла совсем неслышно и устало присела рядом. – Только привлечешь к ней внимание – и вместо одного трупа получишь два. Хотя… Может, оно и к лучшему…
– Да какое, мать его, – «к лучшему»?! – зло скалюсь, затем вновь оборачиваюсь к скорчившейся через дорогу паре. – Эй, прости, не знаю, как тебя зовут!.. Да обернись же, не тронем!
– Бам-бам!!! – раскатистый ружейный дуплет хлещет картечью по асфальту.
Девушка не реагирует. Все так же баюкает на коленях окровавленную голову парня и что-то шепчет вполголоса.
Беспомощно замираю, бестолково озираясь. Инга настойчиво тянет за рукав:
– Пойдем. Мы ей не нужны. Ей сейчас никто не нужен. Время разве, да кто ж его даст-то?
Позволяю увлечь себя к подвалу. На душе тошно, чернота первого дня продолжает множиться с пугающей скоростью.
Илья бестолково суетится. Его руки живут своей жизнью – указывают дорогу, придерживают двери, заботливо отодвигают липкую подвальную паутину.
Иду следом, стараясь дышать исключительно ртом. Запахи в этом темном и сыром подземелье соответствуют антуражу. Здесь явно кто-то сдох. Возможно – не в одиночестве.
– Илья, не мельтеши.
Парень сник, расправившиеся было плечи вновь обрели интеллигентную ширину – даже погоны не повесить. Замедлившись и утратив лидерство, он пристроился рядом и заискивающе зашептал:
– Саня, я чес слово не засцал! Вот те звезда Давида на пузе – я стрелял до упора! А то что не попал – так ведь с левой бил! Эта гнида мне палец сломала… Ну или вывернула, рентгена у меня в кармане нема.
– Заживет… До обрезания…
Я сух, но Илье достаточно и пары слов. Не бойкотируют, общаются – и то маца…
Химик зачастил:
– Саня, ты скажи Инге, чтоб патронами поделилась! У меня ведь все, голяк. Чем воевать будем?
Не сдержавшись, срываюсь:
– Пальцем твоим сломанным! Ты лучше подумай, чем в носу ковыряться будешь?!
Илья насупился:
– Я ж серьезно, а ты…
– Ну а если серьезно, то пойди и сам ей скажи. Догадываешься, куда пошлет?
Глаза парня полны праведного недоумения:
– Так то ж меня! А ты – командир, да и залипла она на тебя… Спаситель, убивец негодяев, и все такое!
