– А потом он написал сообщение мне на левый телефон, созвонились, и он прислал Вику. Они потребовали, чтобы я отвез украденные драгоценности к своему дядьке.
– К Громову?
– Да.
– Ты должен был отдать ему драгоценности…
– Забрать деньги и отдать их Вике или Дэну. Мне было все равно. Только дядька денег мне не дал. Выгнал и затребовал того, кто эти цацки украл. Сказал, что станет говорить только с хозяином.
– И Денис поехал на встречу?
– Да, в тот вечер, когда его убили.
– Как и при каких обстоятельствах это случилось?
Егор быстро печатал, сосредоточившись на тексте. И поэтому он не увидел, как отреагировал Григорий на его последний вопрос.
Он услышал. Странный хрип, шорох, скрип. Он поднял взгляд и обнаружил, что допрашиваемый сидит на полу, раздирая ногтями шею. По лицу текли слезы, рот был широко открыт и оттуда выпрыгивали странные шипящие буквы.
– Ш-ш-ш, не я! Ш-ш-ш, не видел!
– А ну сядь! Что за цирк ты тут устраиваешь?! – разозлился Егор.
Сделал знак конвойному. Тот подошел, дернул Гришу за воротник куртки, легко усадил на место.
– Повторю вопрос: как и при каких обстоятельствах погиб Денис?
– Меня там не было! – тонко взвизгнул допрашиваемый. Сгорбился, зажимая ладони коленями. – Меня там не было, и быть не могло. Я был дома. А Вика потом примчалась ко мне, вся в грязи, трясется, орет, что Дениса переехали на ее машине. Они как раз приехали на адрес к дяде моему за деньгами и…
– Он получил деньги? – перебил его Егор.
Все сказанное было подтверждено записями с камер. Он их просмотрел не один и не два раза.
– Нет. Да… Не знаю. – Он ошалело завращал глазами. – Я не знаю. Вика примчалась среди ночи, рыдает. Говорит, отлучилась в кусты по нужде, возвращается, а Дениса уже раздавили ее машиной. Она перепугалась и удрала…
– С места преступления, – закончил за него Егор, бойко печатая.
– Да, – кивком подтвердил Григорий. – Мы пробыли у меня, потом позвонила мать и сказала, что дядю тоже убили. Я понял, что наша очередь может быть следующая.
– Почему?
– Потому что мать не видела в доме у дядьки тех драгоценностей, которые украл Денис. Я специально спросил. За нами бы пришли непременно вы, они.
– Кто – они?
– Я не знаю. Кто убил Дениса, кто убил дядю. Я не знаю.
Егор пристально посмотрел на парня. Тот выглядел измученным, но честным.
– Продолжай.
– И мы решили сбежать. Ушли дворами. Выбрались на проспект. Тормознули машину. Она словно нас ждала. Подкатила, только руку вскинули. Мы внутрь залезли, а в лицо струя. Очнулись на цепи. Все.
Егор записал приметы человека, который удерживал их в подвале заброшенного завода. Показал фоторобот Тимура, Егор утвердительно кивнул.
– Он.
– Что он хотел от вас?
– Я не знаю. Устал я, товарищ полицейский. – Он потер запястье, все еще хранившее след от пластикового хомута. Облизал пересохшие губы. – Голова не соображает. Может, до утра?
Егор хмыкнул.
Утром мать примчится с толпой адвокатов. Отобьют бедного несовершеннолетнего мальчика. И не позволят работать с ним так, как необходимо.
– Погоди, Гриша. Погоди. Еще несколько вопросов и… И можешь ехать домой. Конечно, я возьму с тебя подписку о невыезде. Но дома к утру ты точно будешь.
Он смотрел на Егора и непозволительно долго молчал.
– А вы их уже поймали?
– Кого?
– Убийц? Поймали?
– Пока нет.
Егор вдруг подумал, что второй стаканчик кофе был бы сейчас как нельзя кстати. А он его Грише отдал. Глаза закрывались просто.
– Тогда не надо домой! Не надо! – Он горестно всхлипнул и закрылся от него рукой, выставив локоть в его сторону. – Они найдут меня! И так же… Как Дениса! Нет. Я тут. Отпустите меня лучше в камеру. Я спать хочу.
Егор продержал его недолго. Еще минут десять. Выяснил, что человек со страшным шрамом ничего особенного от них не хотел. Даже вопросов не задавал почти. Кормил, поил, водил в туалет и держал на цепи. Из чего они с Викой сделали сообща вывод, что дядя их просто спасает от бандитов. Или держит до выяснения.
– А как еще думать, товарищ полицейский? – отозвался вопросом Гриша, широко зевая. – Не бьет, выкупа не требует, просто содержит, и все. Потом еще тетку эту привез. Она орала поначалу. Потом затихла. Во втором месте, куда нас перевезли знакомые Дениса, ее уже не было. Ну, можно в камеру, товарищ полицейский?…
Егор сделал знак конвойному увести Григория.
– Девушку приведи, – обронил он в их спины.
И вышел за ними следом, взять себе еще кофе. Он снова взял два стаканчика. Но оба себе.
Вике предложит воды, решил Егор, толкнул дверь кабинета ногой, когда вошел.
В их отделе была всего одна камера. Мужская. И Вику оставили в обезьяннике до выяснения, как сказал Егор дежурному. И велел глаз с нее не спускать.
Он поставил стаканчики с кофе на стол, глянул на часы. Что-то не торопятся.
Камера находилась на первом этаже, обезьянник там же. Расстояние между ними десять метров. Сколько же надо времени, чтобы запереть Громова и привести на допрос Чеботареву? Не двадцать же минут! А прошло уже почти двадцать, как за ними закрылась дверь. Он хотел допросить подозреваемую и упасть на диване в комнате отдыха. Подремать хотя бы пару часов. Домой он уже не успевал.
Он снял трубку внутренней связи и набрал дежурного.
– Тут такое дело, товарищ майор, – запыхавшимся голосом ответил дежурный.
– Какое? – Егор закатил глаза, покачал головой.
– Девчонка сбежала.
– Что?! Как?! Да я вас…
– Вернее, попыталась сбежать. Догнали ее, товарищ майор. На улице. Она в туалет запросилась. А там решетки нет. Она через окно и выскочила. По камерам увидели и за ней. Шустрая такая…
– Почему ты побежала? В тюрьму не хочешь?
Егор держал в руках третий за ночь стаканчик с кофе. Угощать Чеботареву ему резко расхотелось.
– Не хочу. – Она взглянула на него из-под сальных прядей волос, упавших ей на лицо шторкой.
– Так все равно поймали бы. – Он подавил зевок, глотнул кофе, остывшим он был так себе.
– Не в вас дело, – произнесла она со вздохом. – Паша… У него везде свои люди. Меня просто придушат в СИЗО и скажут, что так и было. Что не справилась с нервами и все такое. А на зону отправлять, майор, меня не за что. Я ни в чем не виновата.
Его коробило ее поведение. Девица наглая, ни грамма раскаяния. Позу на стуле за десять минут несколько раз поменяла. То спина прямая, руки на коленях. То ногу на ногу закинет, локоть на спинку стула, спину выгнет и смотрит на него взглядом продажной женщины. То согнется пополам, лбом упираясь в колени, и хихикать странно принимается.
