Согласно плану наступления в армии были созданы четыре группы войск: северная (46‐я кавалерийская дивизия), правая (185‐я стрелковая и 82‐я кавалерийская дивизии), центральная (365‐я, 371‐я и 379‐я стрелковые дивизии с 8‐й и 21‐й танковыми бригадами) и левая (348‐я стрелковая дивизия, 923‐й стрелковый полк, 18‐я и 24‐я кавалерийские дивизии). Дивизии с трехсотыми номерами были вновь сформированными и имели практически полный комплект личного состава, около 12 тыс. человек каждая. Например, 348‐я стрелковая дивизия на 24 ноября имела 11876 чел. личного состава (при штате 11920 чел.)
[607], а 365‐я стрелковая на 5 декабря – 11402 чел
[608].
Сразу скажем, что об этих группах мы узнаем только из отчета армии об этой операции и из приложения к приказу, где дана разбивка на указанные группы
[609]. Сам приказ традиционен для тех времен, когда было упразднено корпусное звено. По форме он идентичен приказу 16‐й армии на наступление в районе Волоколамска, с изложения которого начинается первая часть книги. Т. е. каждой дивизии посвящен отдельный пункт плана. Однако, в отличие от операции 16‐й армии, в 30‐й были предприняты попытки улучшить организацию управления. Так, на левом фланге имелся командир, который отвечал за действия всех поставленных там соединений. Сначала боевым распоряжением № 87 от 04.12.41 оперативное руководство ими было поручено генерал-майору П. С. Иванову (командиру 18‐й кавалерийской дивизии), а затем его сменил начальник штаба армии полковник Г. И. Хетагуров. Судя по всему, центральную группировку «курировал» сам командующий армией. Поэтому при рассказе о плане наступления мы будем следовать делению войск армии на указанные группы. Тем более что это удобно.
Командир 36‐й мтд вермахта Х. Голлник.
Северная группировка действовала с достаточно ограниченными целями: проведение разведки, поиски, частное наступление в направлении Огурцово – Борцино. Все эти действия должны были вестись севернее Московского моря.
Правая группа действовала между Московским морем и центральной группой. Ее задачей было прикрытие этой группы с севера и содействие ей в овладении Клином. Уже в первый день операции она должна была достигнуть линии Октябрьской железной дороги на фронте от Ново-Завидовского до Решетникова.
Центральная группировка решала главную задачу: овладение городом. 365‐я стрелковая дивизия совместно с 8‐й танковой бригадой охватывала его с севера, а 371‐я стрелковая дивизия с 21‐й танковой бригадой наступала на восточную окраину. По окончании сосредоточения к этим соединениям должна была подключиться 379‐я стрелковая дивизия. Однако в реальности она использовалась в полосе правофланговой группировки. Задачей первого дня операции для 365‐й стрелковой дивизии было овладение районом Ямуги, а 371‐я должна была выйти в район Мал. и Бол. Щапово, Шевелево, Губино. Клин планировали взять на второй день наступления.
На участке, где действовала центральная группировка, имеется полоса танкодоступной местности, подходящая почти к самому городу. Некоторые затруднения должны были представить протекающая тут река Сестра и ее притоки. Но главным препятствием на этом пространстве стали два десятка сел и деревень, которые противник использовал в качестве опорных пунктов. И здесь главная надежда был на танки.
Согласно плану наступательной операции 30‐й армии 8‐я и 21‐я танковые бригады действовали в качестве эшелона прорыва
[610]. Каждая из танковых бригад получила усиление за счет той дивизии, с которой взаимодействовала. Так, 8‐й танковой бригаде (на 19.00 4 декабря в ней имелось: танков Т-34 – четыре, Т-60 – один и Т-40 – один
[611]) был придан 1‐й батальон 1215‐го стрелкового полка и 3‐я батарея 927‐го артиллерийского
[612]. 21‐й танковой бригаде (на 6.00 6 декабря в ней было: танков Т-34 – восемь, Т-60 – два и Т-26 – один
[613]) должны быть приданы 1‐й батальон 1233‐го стрелкового полка, батарея полевой артиллерии 1233‐го стрелкового полка, минометная рота 365‐й стрелковой дивизии и рота противотанковых ружей
[614].
Фактически речь шла о создании боевых групп по типу тех, в составе которых часто сражались немецкие танковые части. Было ли это сознательной попыткой использовать опыт противника или реализовывалась собственная разработка – уверенно сказать нельзя. В любом случае эта идея не была последовательно проведена в жизнь.
С одной стороны, все не было продумано до конца. Так, танковой группе, которой предстояли действия на больную глубину при наличии естественных и искусственных препятствий, необходимо было придать подразделение саперов. Что же мы имеем в реальности? В самом начале наступления 8‐й танковой бригады произошел характерный эпизод, суть которого отражена всего в одной фразе в мемуарах бывшего командира танкового полка: «Саперов с миноискателями в полку нет, приходится нашим разведчикам обнаруживать мины штыками»
[615].
С другой стороны даже те части поддержки, которые были приданы бригадам либо вовсе не появились (как случилось с минометчиками у 21‐й танковой), либо не могли действовать (как артиллеристы, которые в 21‐ю танковую бригаду прибыли, но без снарядов).
Левая группа войск обеспечивала прикрытие южного фланга ударной группировки и должна была поддержать наступление последней на Клин. В первый день операции предстояло взять Рогачево, а на второй день планировался выход группы на рубеж р. Лутосня.
В резерве у командующего армии оставались 107‐я мотострелковая дивизия (на 01.12.1941 имела 2671 чел.), 2‐й мотострелковый и 46‐й мотоциклетный полки и танковая рота.
Согласно отчету 30‐й армии «Разгром клинско-рогачевской группировки немецких войск» наступление планировалось «начинать внезапно без артиллерийской подготовки на всем фронте»
[616]. Тот же тезис бывший командующий армией повторяет и в своих мемуарах. Можно сослаться и на воспоминания Г. И. Хетагурова:
