Бывший директор Института встретил гостей неприязненно.
– Почему меня до сих пор держат здесь, в ужасных условиях, и не переводят отсюда?! – с возмущением сказал Боровой, буравя Лазарева взглядом. – Я вам не вор-рецидивист!
– Но и далеко не святой, Максим Денисович. А куда вы собрались отсюда? – поинтересовался профессор. – Надеетесь без нашего надзора найти адвокатов и друзей в научной среде, которые бы за вас похлопотали? Против вас выдвинуты очень серьезные обвинения.
Боровой чуть остыл, но продолжал злобно таращиться на профессора. Бывший директор моментально понял, в чем дело.
– Так-так-так. Что-то подсказывает, что вы хотите меня о чем-то спросить. Или даже договориться. Неужели вы готовы сотрудничать со мной? – Он неприятно усмехнулся. – Со «слезами», видимо, ничего не получается? А вы поплачьте тут, вдруг заработают!
Иван многозначительно посмотрел на профессора.
– Мы хотели вас спросить, зачем вы Одноногого убрали? – зашел издалека Абрамов. – У вас была уникальная возможность продемонстрировать миру первый в истории случай регенерации конечности.
– Одноногий умер? Вот как? Так ты еще докажи, что я имею к этому какое-то отношение, Ванечка.
– У нас есть аудиозаписи ваших разговоров и с Одноногим, и с бандитами, которым вы отдали прямое распоряжение, – обрубил сарказм обвиняемого Иван. – Не отпирайтесь, бессмысленно.
Боровой надул губы, едва сдерживая ярость.
– В разговоре перед вашим арестом вы упомянули, что открыли свойства артефакта случайно, порезавшись об острый край, – заговорил профессор. – Но попадание крови на кристалл процесс регенерации не запускает, мы проверили. Никаких упоминаний о проведенных в лаборатории исследованиях, кроме обеспечения контакта артефакта с кожей, нет. Хотя все ваши подопытные зверьки выздоровели. Мы повторили ваш эксперимент. И у нас по итогам – две дохлые крысы.
– Так как вы узнали о свойствах артефакта и как запустили процесс? – надавил Абрамов.
Боровой молчал. Иван прокручивал варианты в голове, думая, как выбить из бывшего директора Института признания. Тот явно не собирался делиться информацией.
– С меня спишут обвинения в убийстве, – внезапно сказал Боровой. – Только на таких условиях я готов говорить.
Профессор заметил, как дрогнули желваки на лице Абрамова и как полковник сжал кулаки. Ивану, несомненно, захотелось врезать Боровому за все, что тот сделал и продолжал делать, и плевать, что этот гад – его бывший пациент.
– Это невозможно. Чтобы скрыть такое, надо уничтожить улики, а это должностное преступление. Мы на подобное не пойдем, – твердо произнес Дмитрий Владимирович, а сам подумал: «Как-то слишком быстро сдался Боровой. Может быть, на нем есть что-то еще, о чем мы не знаем?»
– Дело ваше, – Боровой нарочито равнодушно пожал плечами.
Иван поднялся из-за стола и отошел к окну. Ему стало вдруг невыносимо находиться в одной комнате с этим типом. Чтобы успокоиться, доктор стал смотреть на улицу, на золотившиеся под осенним солнцем листья берез. Деревья тихо шумели от ветра, этот шелест успокаивал. Но взгляд Абрамова скользнул дальше, туда, где солнце не пробивалось через хмарь Зоны, и внутри у Ивана будто что-то оборвалось. Решение вдруг пришло мгновенно. Он развернулся, резко подошел к столу и склонился к Боровому.
– Жизнь такого гада, как вы, Максим Денисович, не стоит тысяч других жизней. Я готов пойти на подлог улик, но только лишь при условии, что наш эксперимент окажется удачным. Если он провалится, сделка не состоится.
– Ваня! – всплеснул руками Дмитрий Владимирович. – Ну нельзя же так! Если он не согласился добровольно, без каких-либо торгов, сотрудничать, мы сами продолжим искать способы. И найдем!
– Мы потеряем время! А оно может стоить кому-то жизни. Всего три дня неудач, и уже один человек, которого мы отобрали для исследования и которому мы подарили надежду, скончался из-за лейкемии.
Профессору на это возразить было нечего, и все же он, не соглашаясь, покачал головой. Но Иван продолжил:
– До окончания исследований вы, Максим Денисович, останетесь тут. Ваше присутствие будет обосновано вашим содействием следствию и экспериментам, это вам наверняка тоже зачтется на суде.
– Дайте слово!
– Даю слово. Дмитрий Владимирович, вы свидетель.
– Ох, Ваня, Ваня, – с укором произнес Лазарев, но кивнул.
– И еще вы мне улучшите условия содержания…
– Зачем это вам? Вы же теперь абсолютно здоровый человек. – Абрамов не смог удержаться от сарказма, но потом все же согласился. – В пределах разумного.
На лице Борового промелькнуло некоторое облегчение. А Лазарев вдруг подумал, что все-таки не совсем пропал человек, если не хочет публичного позора. Нет, не наказания за тяжкие преступления боялся Боровой – за свою репутацию он переживал. А ведь когда-то же был честным человеком и увлеченным ученым. Как так случилось, что он пошел по кривой дорожке?
Боровой между тем пригубил воды из стакана, собираясь с духом и взвешивая последние за и против своего признания, и, наконец, заговорил:
– В темной комнате через артефакты надо пропустить пучок прямого ультрафиолетового света. Чтобы отблески падали на кожу в том месте, где находится пораженный орган. После этого артефакты держать так, как говорилось ранее, до полного излечения. Лучше всего держать в руках, процесс идет быстрее.
– До такого бы даже физики не додумались, – пробурчал Дмитрий Петрович. – Вы откуда узнали?
– Мне Немой рассказал.
– Хотите сказать, что он был в курсе действия артефакта? – поразился Абрамов.
– Да. Обидно, что с вами, лучшим местным врачом, не поделился? Наверное, не хотел упрощать вам работу, – желчно произнес Боровой.
Иван нахмурился. Закружил по комнате, меряя ее шагами. Потом, выругавшись, вышел, хлопнув дверью. Профессор посмотрел на Борового.
– Ведите себя благоразумно, Максим Денисович, – предупредил он. – Если вы вдруг захотите утянуть Ваню на дно вместе с собой – то не выйдет.
– Мне это не нужно, – с презрением бросил бывший директор. – А вы тешьте ваше тщеславие предстоящими открытиями. Но не забывайте, благодаря чему и кому они произойдут.
– Вот уж тут точно не забудешь. – Профессор прикусил губу и вышел вон.
В коридоре Иван нервно теребил в руках какой-то листок, дожидаясь профессора.
– Ничего не говорите, Дмитрий Владимирович. Давайте просто пойдем в стационар и попробуем запустить процесс в артефактах.
Через полчаса группа врачей собралась около мужчины с пороком сердца. На всякий случай наготове стояла реанимационная команда. К груди и запястью пациента были подключены датчики. Врачи наблюдали за показателями на мониторе. Иван подготовил артефакт и ультрафиолетовую лампу. На пару минут отключили свет. И монитор. Ультрафиолет, проходя через радужный кристалл, отбрасывал на бледную кожу больного радугу из оттенков фиолетового цвета. Синие тени на коже ярко засветились, стали золотыми, от них к кристаллу скользнули искры и исчезли, а ультрафиолетовая лампа перегорела.
