Сдавшись под напором друга, я все-таки согласился встретиться с пленниками, тем более что те с первых минут задержания требовали, чтобы я к ним пришел, потом, правда, требования перешли в просьбы. Что с ними делать, я не знал, просто так отпустить, значит, нажить себе серьезных врагов в дальнейшем, а просто так расстрелять нельзя, слишком много посторонних людей их видело, сразу же начнутся лишние вопросы. Блин, надо было их не задерживать.
В ходе допроса мало что удалось выяснить, во-первых, провести нормальный допрос не так то просто, тут нужен опыт, знание психологии и смекалка. Ну, и во-вторых, никто особо и не стремился их допрашивать, так как никакой ценной информации жирдяй и генерал не могли дать априори. Понятно, что действовали они в интересах третьих лиц, тех самых, что решили «сдать» полуостров с потрохами и тем самым выторговать себе условия получше при сдаче врагу. Гребаные коллаборационисты!
Вначале посетил задержанных охранников, тут же приказал накормить их трофейными сухпайками. Поговорил немного со старшим охранником. Звание у него было майор ФСО. Держался он спокойно, понимая, что качать права в условиях боевых действий глупо, захотим, упакуем их всех в одну машину да подорвем на фугасе, а потом скажем, что это сработала вражеская ДРГ.
Майор на все вопросы отвечал скупо, совершенно не идя на контакт и не откровенничая. Его можно понять, он жучара битый и опытный, никто не наговаривает себе на срок больше, чем сам допрашиваемый. Такая тактика – самая правильная при допросе: спрашивают – отвечаешь, не спрашивают – молчишь как рыба об лед.
– Ладно, мужики, я вашу позицию понял, – обратился я ко всем сотрудникам ФСО, что были в комнате. – Вас понять можно, работа у вас такая – тварей и сволочей защищать. У вас присяга, все дела! Уважаю! Это нам, сирым и убогим, надо укропов и бармалеев подальше отбросить, чтобы дать бабам с детишками возможность эвакуироваться на материк, вам-то, конечно, этого не понять, у вас свои цели и задачи. Был у меня друган, Пашка Сахаров, позывной Сникерс, так он в танке сгорел. У него «гусля» слетела, и танк встал, а боекомплект еще полнехонький, и целей вокруг навалом, я ему приказываю: танк брось и тикай оттуда, а он в ответ меня на фиг послал и попрощался. БК весь добил, но уйти не успел, танк подожгли, так он в нем и сгорел, вместе с ним еще мужик в годах был, не помню, как его звали, он из пленных хохлов был, так он тоже танк не бросил, бился до последнего. Вот! Ну, ладно, они это они, а вы это вы. У каждого своя цель, задача и присяга в жизни, кому-то умирать, а кому-то жирдяев и толстосумов охранять.
Майор на мою проникновенную речь никак не отреагировал, лишь больше насупился и сильнее сжал челюсти. Я не удивлен, в такой должности и на его месте службы, происходят необратимые изменения психики, мир видится в совершенно других тонах, иначе нельзя. Либо человек изменяется под обстоятельства, либо он ищет другое место службы.
Моя речь предназначалась для других, тех, что были помоложе и стояли сейчас за спиной у майора.
– Чего вы тут нас стыдите? – не выдержал молодой мужчина, лет двадцати пяти. – Думаете, нам нравится этих подонков охранять? Где поставили, там лямку и тянем. Моя бы воля, прям сейчас бы пошел в окопы.
– Кузнецов! – выкрикнул майор. – А ну, заткнись!
– Слушаюсь, – презрительно скривившись, отозвался молодой.
– Кляп, Мешок, вывести вон, – приказал я караулу, ткнув пальцем в майора.
Как только майора вывели из сарая, оборудованного под тюремную камеру, я вновь обратился к оставшимся фэсэошникам.
– Мужики, сегодня вечером уходит «броня» к Перекопу, можете отправиться с ней. Оружие и кое-какую обмундировку вам на месте подыщут. Найдете там Семена Кожанова или полковника Велехова, скажете, что от Крылова, он вас пристроит к делу.
– А кто не захочет ехать на Перекоп, что с ними будет? – тяжело глядя на меня, спросил невысокий крепыш, с налысо бритой башкой. – Расстреляете?
– Да, – честно ответил я. – Во-первых, вы охраняли, а значит, действовали заодно с двумя уродами, которые планировали обманным путем захватить командование в воинском подразделении и тем самым ослабить обороноспособность наших позиций, а во-вторых, у меня нет ни ресурсов, ни возможностей вас охранять. Пацана видели, который вас по ночам сторожит. Так он уже два раза убегал к линии фронта, а кроме него мне некого поставить на пост. Так что сами делайте выводы.
– Я согласен, – тут же отозвался Кузнецов.
– И я!
– И я!
Ехать в зону боевых действий вызвались все пятеро фэсэошников. Ну, еще бы, когда ставишь людей перед таким выбором, то заранее известно, куда качнется чаша весов. Правда, им ничего не мешает дать деру по дороге, но это уже будет на их совести и на совести сопровождающих бойцов охраны.
Потом заглянул в камеру, где содержался толстяк. Судя по документам, жирдяй оказался депутатом Верховного совета республики Крым от партии «Великая Русь». Увидев меня, депутат принялся кричать и требовать, чтобы его отпустили. Он сыпал какими-то именами, должностями и званиями. Перечислял кары, которые ливнем прольются на мою голову в случае неповиновения. Я лишь смотрел на него и грустно молчал.
Все-таки как бывает предсказуем человек, вокруг происходит страшное горе, возможно, мир уже никогда не вернется в прежние реалии, и совсем скоро человечество погибнет в пепле ядерной войны, а тот жирный червяк пугает меня должностями и званиями. При этом он валяется на заплеванном полу, в луже собственного дерьма, а я стою перед ним с автоматом за плечом и могу с легкостью его лишить жизни, но, кажется, он этого даже не понимает, он по прежнему считает себя повелителем мира и хозяином жизни, а я никто другой, как его слуга. Видимо, депутатские «корочки» и привычный статус настолько въелись в его сущность, что полностью изменили сознание, затуманили мозг и деформировали прогнившее насквозь нутро.
После обвинений и угроз, видя, что я никак на них не реагирую, депутат принялся осыпать меня «златом». Тут же были обещаны всякие преференции: повышение по должности, крупная сумма денег, «решение любого вопроса» и статус помощника депутата. Нет, право слово, конченый дебил, по-другому не скажешь!
Это подобие человека вызывало только презрение и брезгливость. Я хотел было пнуть его несколько раз, но потом передумал. Так, не проронив ни слова, вышел из камеры и заглянул в помещение, где содержался генерал.
Сейчас генерал выглядел неважно, он как-то враз постарел и поник, как будто сдулся. Превратившись из статного, бравого вояки в сморщенного, осунувшегося старика.
– Здравствуй, капитан, – неожиданно тихим голосом обратился ко мне генерал. – Почему раньше не приходил, я неоднократно тебя звал?
– У меня есть более важные дела, чем заниматься двумя продажными шкурами, – огрызнулся я в ответ. – Есть, что сказать, я слушаю.
– Гляжу, борзый ты, капитан! – генерал грустно улыбнулся и тяжело вздохнул. – Ладно, время все равно упущено. Приведи мне священника, хочу покаяться и дай пистолет с одним патроном.
