В статье «тюрьма» описывалась следующим образом: «Она была устроена в десятиметровой секции подвального коридора в здании факультета психологии Стэнфордского университета... три маленькие камеры — бывшие лабораторные кабинеты, обычные двери заменили на стальные решетки, покрашенные в черный цвет, всю мебель убрали. В камерах стояли только койки (с матрасами, простынями и подушками) для каждого заключенного. Маленький чулан. служил карцером, его размеры были крайне малы (0,6 х 0,6 х 2,1 м), освещения в нем не было». «Заключенные» должны были оставаться в своих камерах двадцать четыре часа в сутки.
«Охранников» ждал совершенно иной опыт. Они получили инструкции за день до встречи с «заключенными», им представили Зимбардо, «начальника тюрьмы», и научного сотрудника, который принял на себя роль тюремного надзирателя. «Охранникам» сообщили, что их задачей является «поддержание разумного порядка в тюрьме, необходимого для ее эффективного функционирования» и что они должны предоставлять «заключенным» еду, работу и отдых.
Они получили мало инструкций, разве что им сказали, что физическое наказание или агрессия однозначно и категорически запрещены и что, обращаясь к «заключенным», они должны использовать номера. В отличие от «заключенных», у «охранников» были восьмичасовые смены, после чего они шли домой. Во время смены «охранники» сидели в специальных помещениях, в числе которых была комната отдыха.
Теперь представьте себя на их месте. Какой бы «охранник» вышел из вас? Эта ситуация кажется простой, в ней легко остаться уважительными и внимательными друг к другу, особенно если вы в курсе, что исследователи наблюдают за каждым вашим шагом. Но, как вы уже знаете или подозреваете, все пошло не так.
Настроения быстро изменились, как и внешний вид участников. Спустя лишь несколько часов после распределения ролей «охранники» устроили «заключенным» травлю. В 2:30 утра их разбудили по свистку, а затем стали оскорблять и давать возмутительные приказы. Уже на второй день произошло восстание «заключенных», протестующих против жестокого обращения «охранников», «заключенные» забаррикадировались в камерах. «Охранники», пытаясь восстановить порядок, сломали баррикады. Чтобы наказать «заключенных», они сняли с них одежду, надели им на головы мешки и заставили делать отжимания и выполнять другие упражнения. Предводителя восстания закрыли в изоляторе на много часов. У «заключенных» начались эмоциональные срывы, а один из них объявил голодовку.
Эксперимент пришлось завершить раньше, спустя шесть дней вместо запланированных четырнадцати. В оригинальной статье сказано: «Мы видели, как группа нормальных, здоровых американских студентов сформировала группу “охранников”, которые, казалось, получают удовольствие от оскорблений, угроз, унижений и дегуманизации своих сверстников — тех, кого случайно выбрали на роль “заключенных”. наиболее важным и печальным наблюдением было то, с какой легкостью садистское поведение можно было спровоцировать у людей, не бывших по своей сути садистами». За шесть дней, пока шел эксперимент, «охранники» все повышали градус насилия и вербальной агрессии. Показания, взятые у них по окончании эксперимента, продемонстрировали, как быстро они дегуманизировали «заключенных»: «Оглядываясь назад, я поражаюсь, как мало им сочувствовал», «Я наблюдал, как они бросались друг на друга по нашему приказу», «Мы всегда были готовы показать им, кто главный». «Охранники» оправдывались тем, что «просто играли роль», хотя реакции «заключенных», включая эмоциональные срывы, были слишком правдоподобны. Вот что говорили «заключенные»:
То, как нас заставляли унижаться, очень нас расстраивало, и потому мы все сидели тихо до конца эксперимента.
Я почувствовал, что теряю себя, человека, которого зовут, человека, который вызвался сесть в тюрьму (потому что это была тюрьма для меня, это все еще тюрьма для меня, я не считаю это экспериментом или симуляцией...), он был далек от меня, пока я не стал, наконец, другим человеком, 416-м. Я правда стал числом, и именно 416-му в действительности приходилось решать, что делать.
Я узнал, что люди могут легко забыть, что вокруг тоже люди.
Почему все так обострилось, почему участники просто не вышли из эксперимента? Зимбардо утверждает, что одной из основных причин, спровоцировавших такую деградацию, стала деиндивидуализация, отчасти вызванная униформой; охранников и заключенных заставили почувствовать, что они относятся к разным группам и при этом не являются индивидуальностями в рамках этих групп. Деиндивидуализация — это потеря собственного «я», определение себя всего лишь как части группы. Когда один из «охранников», которого прозвали Джоном Уэйном, по имени актера-мачо, начал вести себя недопустимо, вся группа «охранников» поддалась его влиянию и стала считать это поведение приемлемым. Схожим образом, когда «заключенный» признал потерю контроля и выбрал пассивную стратегию поведения, группа стала действовать еще более пассивно.
По мнению Зимбардо, «семь социальных процессов, ведущих по скользкой дорожке зла», таковы:
1. Бездумное принятие первого маленького шага.
2. Дегуманизация других.
3. Потеря своей индивидуальности.
4. Диффузия личной ответственности.
5. Слепое подчинение власти.
6. Некритическое принятие групповых норм.
7. Пассивно-толерантное отношение к злу: бездействие или безразличие.
Таким образом, так же, как и в пирамидах терроризма, требуется постепенный сдвиг в суждениях — то есть оправдание все повышающегося уровня агрессии как необходимого средства поддержания контроля, и постепенный сдвиг в действиях — то есть реальное применение все повышающегося уровня агрессии.
Хотя этический аспект исследования подвергся резкой критике (в том числе и самим Зимбардо), а интерпретация результатов всячески оспаривалась (психологами, журналистами и даже самими участниками эксперимента), сделанные выводы тем не менее оказали огромное влияние на то, как мы смотрим сейчас на агрессивное поведение внутри группы и между группами людей. Как утверждает Зимбардо, описывая свою работу и исследование Стэнли Милгрэма, посвященное подчинению авторитету, «злодеяния — необязательно поступки злых людей, но их можно приписать действию мощных социальных сил». Я думаю, что осмысление социальных сил, влияющих на всех нас, помогает понять тех, на кого оказывают влияние в разнообразных организациях, и посочувствовать им; также это поможет нам лучше защитить себя от их влияния. Знание — сила, и зная, как легко мы склоняемся к недопустимому поведению, поощряемому группами, в которых действуем, мы можем заметить и предотвратить свою радикализацию.
Да, дорожка скользкая, но нужно помнить, что мы можем сойти с нее в любой момент.
Проблемы совести
Это возвращает нас к началу главы, к теме нацистов.
Адольф Эйхман был осужден в 1961 году за ведущую роль в организации холокоста, включая координацию массовых депортаций в гетто и лагеря смерти. Как утверждал судья во время вынесения приговора, преступления Эйхмана «беспримерно ужасны по своей природе и размаху»
[303]. Философ Ханна Арендт (которая, как ни странно, сама была расисткой
[304]) писала о процессе над Эйхманом. В серии статей для The New Yorker, а затем в своей популярной книге 1963 года «Эйхман в Иерусалиме» (Eichmann in Jerusalem)
[305], она описывает суд и дает проницательные комментарии, пытаясь разглядеть за ужасными поступками человека.
