— И на это его величество согласен, — утвердительно кивнул Сильвела, — у него нет никакого желания защищать права тех, кто систематически обманывал испанское королевство.
— И наконец, — завершила беседу полковник Антонова, — хочу вам напомнить, что мы так и не обсудили сумму арендной платы. Мы готовы платить не более пяти миллионов песет серебром ежегодно.
С лица испанского министра исчезла лучезарная улыбка. Сильвела нахмурился.
— Сеньора вице-канцлер, — произнес он, — мы были готовы согласиться на пятнадцать миллионов песет ежегодно. Пусть даже десять. Но пять, увы — сумма слишком маленькая.
Полковник Антонова саркастически улыбнулась одними краешками губ.
— Сеньор министр, поймите. В данный момент Куба для вас — колония, которую вам приходится субсидировать. Более того, никто не знает, как скоро наши и ваши «друзья» к северу от Кубы решат избавить вас от Кубы и Пуэрто-Рико. По крайней мере, аннексия обоих этих островов уже не раз обсуждалась их Конгрессом. И никто не знает, когда на Кубе вспыхнет новое восстание, тем более что эти самые «друзья» с севера сделают все, чтобы это восстание произошло. Потом они захватят острова, якобы во имя свободы и процветания местного населения. Более того, мы будем готовы защищать и Пуэрто-Рико, если позволят открыть там базу, например, на острове Вьекес.
Сильвела, подумал, вздохнул и повторил:
— И все-таки пять миллионов — это очень мало. Ладно, пусть будет не десять, пусть будет семь миллионов песет… Включая аренду базы на Вьекес.
Антонова очаровательно улыбнулась и кивнула.
— Хорошо, сеньор Сильвела, — сказала она. — Вот проект договора. Надеюсь, что там предусмотрено все, о чем мы говорили. И зовите меня просто Нина.
Сильвела углубился в чтение проекта договора. Его очень удивило то, что там оказалось все, что они только что здесь обсудили, вплоть до ежегодной арендной платы в 84 тонны серебра в год — эквивалент семи миллионов песет.
— Однако, донья Нина! — удивленно воскликнул Сильвела. — Оказывается, вы заранее предвидели, на каких условиях мы сможем с вами договориться! Я передам этот договор моим сотрудникам, и они смогут обсудить с вашими коллегами те или иные нюансы.
— Вот и отлично, — полковник Антонова встала и расправила складки своего платья. — А теперь, дон Мануэль, я хотела бы пригласить вас и господина посла на обед к адмиралу Ларионову. Там будет присутствовать и канцлер Югороссии господин Тамбовцев. Если вас это устроит, то мы ждем вас к обеду в столовой дворца ровно через час.
4 марта (20 февраля) 1878 года, 23:35.
Константинополь, госпиталь МЧС
Два человека сидели за столом, заваленным бумагами, при свете яркой электрической лампы, прихлебывая время от времени горячий цейлонский чай. К чаю у них были свежие божественно мягкие и воздушные кукурузные булочки и вазочка, полная отличного абрикосового варенья. Где-то там, за стенами чисто побеленной саманной времянки дул холодный мартовский ветер с редким дождем. А тут было тепло и уютно из-за потрескивающих в раскаленной печке дров. У профессора Пирогова только что закончилась очередная срочная операция, а профессор Мечников совсем недавно покинул лабораторию, в которой он поставил очередной опыт с дынной плесенью, которой в этих краях было хоть отбавляй.
Шестидесятивосьмилетний профессор Санкт-Петербургской медико-хирургической академии Николай Иванович Пирогов, отец военно-полевой хирургии, педагог, мэтр и прочая, прочая, прочая, и молодой, подающий большие надежды тридцатитрехлетний профессор Новороссийского университета в Одессе Илья Ильич Мечников, будущий отец отечественной микробиологии, облеченный доверием молодого русского императора.
У одного из них впереди было почти сорок лет научной карьеры. Другой сделал уже почти все, что мог в этой жизни, и теперь главной его заботой было передать свой опыт новому поколению хирургов. При этом оба они были учеными-медиками, верными клятве Гиппократа, готовыми положить жизнь в борьбе с самыми опасными недугами человечества.
Познакомились они не вчера. После окончания в 1864 году Харьковского университета Илья Ильич Мечников был направлен для продолжения обучения в Германию, где и встретился с Пироговым, который от Министерства народного просвещения надзирал там за обучением будущих русских профессоров. За те три года, в течение которых Илья Ильич повышал свою квалификацию в Германии, он открыл феномен внутриклеточного пищеварения, новые классы беспозвоночных и методами эмбриологии доказал единство происхождения позвоночных и беспозвоночных животных. Но то были дела давно минувших лет. Сейчас же этих двух знаменитых ученых волновали научные проблемы ближайшего и отдаленного будущего.
— Илья Ильич, голубчик, — сказал своему молодому коллеге Пирогов, отхлебнув чаю, — только на вас одного надежда. Сколько раз бывало, что, несмотря на все предосторожности, успешно проведенная операция заканчивалась гангреной и смертью больного. А что уж говорить о раненных на поле боя пулей или осколком снаряда? Ведь при этом часто в рану попадают клочья мундира, куски кожи от амуниции, земля и всякая грязь, которую хирург просто не состоянии оттуда извлечь. Запасы лекарств у наших потомков, как бы велики они ни были, однажды закончатся, и только ваша работа может дать нам надежду на излечение множества страждущих.
— Да что вы, Николай Иванович, — смутился Мечников, — я пока всего лишь скромный ученик, который пытается освоить знания, добытые чужим умом и трудами. Кое-что у меня получается, не без того. Но до благополучного завершения работы мне и моим помощникам еще трудиться и трудиться.
— Не скромничайте, голубчик, не скромничайте, — по-отечески проворчал Пирогов, — если кто и сможет справиться с этим делом в самые кратчайшие сроки, так это вы. Мне ли, старику, стоявшему у истоков вашей научной карьеры, об этом не знать. Скромность, знаете ли, украшает человека. Но нельзя и сильно перебарщивать с этим украшением.
— Вы сильно преувеличиваете, Николай Иванович, — тяжело вздохнул Мечников. — Я все равно не удовлетворен существующим положением дел, несмотря на то что первоначальная работа над веществом, выделяемым из культуры паразитирующих на дынях плесневых грибов из рода Penicillum находится в самом разгаре. Мы уже определили нужный нам грибок и перешли к разработке технологии по очистке конечного продукта. На самом же деле это было не так сложно, поскольку нужная нам плесень буквально вездесуща, и в скором времени мы сможем поставить с ее помощью заслон множеству болезней: пневмонии, тифу и в том числе так не любимой вами гангрене.
Мечников печально вздохнул и снова отхлебнул горячего чаю.
— Несмотря на этот несомненный успех, Николай Иванович, — продолжил он, — я все же нахожусь в некотором расстройстве. Ведь то лекарство, которое мы рассчитываем получить из этих грибов, будет абсолютно бессильно против такого бича человечества, как чахотка. С тех пор, как умерла моя горячо любимая Людмила Васильевна, я дал себе клятву обязательно победить эту страшную напасть, с одинаковой легкостью отправляющую в могилу нищих и богатых, простых людей и представителей королевских фамилий.
