Впрочем, поскольку у англичан были только винтовки Пибоди-Мартини, то мы, ничтоже сумняшеся, просто прошли по мосту, вошли в западное укрепление и вырезали их точно так же, как и их восточных коллег. А наш арьергард таким же образом поступил с теми, кто стоял на часах на мосту. На все это ушло чуть менее часа. Западную часть моего отряда задействовать вообще не понадобилось — казармы пустовали, а весь английский гарнизон охранял только мост.
Приказав своим людям занять оборону на западном укреплении, я взял рацию и передал моему человеку, сопровождавшему Форреста:
— Все хорошо, прекрасная маркиза…
20 (8) апреля 1878 года, утро.
Ирландское море, 12 миль северо-восточнее Белфаста.
Броненосец «Петр Великий» и датская блокадная эскадра
Проделав за восемь суток почти три тысячи миль, гордость Балтийского флота броненосец «Петр Великий» вошел в Ирландское море и приступил к блокированию британских внутренних водных коммуникаций. Датчане еще не забыли руин сожженного адмиралом Нельсоном Копенгагена, и по пути через Датские проливы к «Петру Великому» присоединилась датская блокадная эскадра. В большой компании и батьку вместе лупить веселей, а уж падшую англичанку пинать ногами — тем более.
Слишком уж много «добрых дел» натворили просвещенные мореплаватели, поэтому в момент настигшей их слабости не было такого государства на континенте, которое бы не воспользовалось возможностью посильнее и побольнее лягнуть старого обидчика. А может быть, дело не в старых обидах, а в шакальей сущности европейцев, которые всегда прибиваются к сильному, чтобы оказаться на стороне победителя. Ну, какие обиды нанесла Европе Россия, когда двунадесять языков Европы маршировали на Москву, сперва в составе армии Наполеона, а потом вместе с вермахтом? И как быстро те же европейцы перебежали на сторону сильного, когда русские армии, разгромив агрессора, входили в Европу.
По пути «Петру Великому» и датским кораблям пару раз попадались каботажные шхуны, которые, завидев русский Андреевский флаг на мачте «Петра Великого», в ответ поднимали свой, белый Андреевский крест на темно-синем фоне. Это означало, что владелец судна и его команда признают шотландской королевой русскую великую княгиню Марию Александровну. Такие суда по специальному распоряжению из Петербурга, после нестрогого досмотра, отпускали восвояси. Британская рыба активно гнила и с хвоста, и с головы, и этому процессу интенсивно помогали.
При этом прикомандированный к «Петру Великому» специальный офицер — по слухам он был из военной разведки — не забывал обменяться с капитаном и старшим помощником шифрованными посланиями и кое-какими грузами. Иногда это было оружие: винтовки Винчестера и к ним спецпатроны бездымного пороха без маркировки. А иногда это были агитационные материалы в виде плакатов и листовок-комиксов, говорящих о том, как хорошо будет дать хорошего пинка под зад красномундирным воякам, изображенным в образе брылястых, хорошо откормленных бульдогов.
Были там и листовки, в которых говорилось о том — какая хорошая жизнь настанет тогда, когда собранные в Шотландии налоги перестанут отсылать в Лондон, а будут тратиться в Шотландии на благо самих шотландцев.
Такая пропаганда тем более должна была подействовать, потому что авиация с «Адмирала Кузнецова», действующая над Ирландским морем и его окрестностями, нет-нет да и залетала севернее Ливерпуля и Манчестера, расчерчивая в разрывах облаков синее небо своими инверсионными следами. Кроме разведки велась и боевая работа. Так, к примеру, вчера вечером по порту Глазго был нанесен бомбовый удар как раз в тот момент, когда там англичане пытались погрузить на два парохода перебрасываемые из Шотландии в Ирландию войска. В результате причалы были разрушены, поврежденные пароходы выбросились на берег, а солдаты, в основном навербованные из местных шотландцев, разбежались по домам. Дезертиров англичане ловили и вешали, но молодые шотландцы больше не хотели воевать ни за королеву Викторию, ни за принца-регента Альберта, ни тем более за банкиров Сити.
Глазго еще легко отделался. В порту Ливерпуля, например, обработанные зажигательными баками причалы и угольные склады полыхали уже второй день подряд, и жирный удушливый угольный дым непроницаемой пеленой окутывал город и его окрестности. Не лучше было и на остальной территории Англии, где методично, от налета к налету, разрушалась вся транспортная инфраструктура, в первую очередь порты, железнодорожные мосты и виадуки. Делалось это для того, чтобы затруднить переброску войск и в то же время как можно меньше подвергать риску мирное население.
— Простые Джонни и Мэри нам совсем не враги, — заявил адмирал Ларионов в интервью, данном российским и иностранным газетчикам, которые на «Адмирале Кузнецове» отправились в боевой поход.
Югоросская авиация сбрасывала на английские города агитационные бомбы, набитые листовками, которые, трепеща белыми крыльями, аки голуби мира, медленно опускались с небес на крыши Лондона, Манчестера, Ньюкасла, Бирмингема, Ноттингема, Лидса, Саутгемптона и других английских городов.
Ну, а блокадная эскадра, находящаяся на ближних подступах к Белфасту, как пробка наглухо запечатала сообщение по морю с этим портом. Мрачно дымящий на горизонте своей толстой трубой «Петр Великий» сам по себе был серьезным предупреждением. Но у некоторых британских капитанов никак не укладывалось в голове — как могут вот так, демонстративно и нагло, прямо в британских водах находиться корабли, не принадлежащие к флоту Ее Величества.
Такими непонятливыми оказались капитаны двух трампов, вышедших из небольшого шотландского порта Странраер, расположенного напротив Белфаста в глубине одноименного залива, и перевозивших по батальону пехоты каждый. Да и идти им было всего ничего — в хорошую погоду пять, а в плохую — шесть-семь часов. Море было знакомым, как подмышка собственной жены.
Но вышло так, что уже на подходе к Белфасту, звонко бухнувшая на «Петре Великом» четырехфунтовка (сухопутная 87-мм пушка, установленная на специальном морском станке) скомандовала английским кораблям лечь в дрейф под угрозой немедленного уничтожения. Следом в сторону английских судов угрожающе повернулись две круглые башни броненосца с двенадцатидюймовыми орудиями главного калибра.
Пока командир броненосца капитан 1-го ранга Константин Ипполитович Вогак с помощью флажных сигналов вел с капитанами трампов переговоры о сдаче их в плен и разоружении находящихся на их борту британских солдат, сперва на одном, а потом и на другом судне вспыхнули бунты. Рядовой состав и большая часть сержантов в обоих батальонах были шотландцами, а офицеры — англичанами. Обычное в принципе для английского флота дело, когда взбунтовавшаяся команда швыряет за борт офицеров. В армии такое случается реже, и это, наверное, только потому, что на суше непонравившегося офицера невозможно выкинуть за борт.
Такая возможность британским солдатам наконец представилась, и они, не желая напрасно умирать за проигранное дело, после небольшой борьбы и стрельбы, стали метать своих офицеров за борт. Когда все закончилось, то оба трампа подняли шотландские флаги и попросили разрешения присоединиться к блокирующей Белфаст эскадре. Немного подумав, командир «Петра Великого» дал такое разрешение, после чего оставив несколько датских вооруженных паровых шхун блокировать горло залива, броненосец с остальными кораблями направился прямо к Белфасту.
