— Нечего отлынивать, — отвечаю. — Шагай.
И первой выхожу на лед.
Движение, общий ритм, легкость скольжения тут же подхватывают меня. Мне хочется взлететь над катком, хочется танцевать, пусть даже сегодня я взяла старые фигурные коньки, а те, что для танцев, остались дома. Музыка льется из динамиков, врывается в мое сердце, и мне кажется, что отпустить ее я могу только в движении, раскинув руки и взлетая в прыжке. Сколько себя помню, так было всегда.
— Лаура? — голос Бена возвращает меня в реальность.
Ринни смеется.
— Ну, мы погнали. Догоняйте!
Они с Сэфлом вливаются в общий поток движения, а я улыбаюсь и протягиваю Бену руку.
— Поехали.
— Что, прямо вот так?
— Да, вот так!
Его пальцы сжимают мои, второй ладонью он цепляется за бортик.
— Видишь вон ту черту? — говорю я ему, указывая на красную линию, отделяющую голографическую стену от реальной. — Там тебе станет не за что держаться. Это значит, что…
— До моего позора осталось десять метров.
Я качаю головой.
— Поехали
Решительно отталкиваюсь — ему остается либо отпустить мою руку, либо скользить вместе со мной. Мне самой интересно, что он выберет, и Бен выбирает второе.
— Чуть согни колени. Так будет проще.
— Уверена?
— Сто процентов.
Для того, кто первый раз стоит на льду, особенно для мужчины, он держится потрясающе. Очень ровно. Хотя напряжение чувствуется через силу его пальцев, сжимающих мои.
— Так, ну и как же получилось, что фервернец ни разу не стоял на коньках? — интересуюсь я, чтобы его отвлечь.
— Вообще-то я не фервернец.
— Нет?
— Я родился в Рагране. Моя семья переехала сюда, когда мне было два года, но у меня до сих пор гражданство Раграна.
— Оу. Понятно.
Рагран — одна из континентальных стран, уровень жизни там значительно ниже, чем в Ферверне или в Аронгаре, но сейчас ситуация уже значительно лучше, чем была, скажем, еще лет десять-пятнадцать назад. Один из самых страшных налетов современности случился в Мериуже, столице Раграна. Это была трагедия мирового масштаба после чего полетели головы. Буквально. Правящий был снят и чуть ли не изгнан обществом иртханов, в миротворческой миссии участвовали все страны-соседи, Аронгара и Ферверн.
— Да, поэтому у меня периодически возникают бюрократические проволочки с клиникой.
Бен сосредоточенно смотрит вперед. Так сосредоточенно, словно видит не катающихся людей, а всех вместе взятых бюрократов.
Какое-то время мы катаемся молча (не считая моих комментариев о том, когда лучше податься вперед, как правильно ставить ноги и как держать равновесие), и он держится классно! Отличный баланс, потрясающая координация и реакция. Наверное, иртханам в этом плане проще — у них звериные инстинкты, но ручаться не могу. Как бы там ни было, он вспоминает о том, что мы проехали голографический «барьер» только оказавшись у очередного бортика. Здесь специальная ледовая площадка для кругового катания, дорожка огибает его справа, а слева у бортика толпятся отдыхающие.
— Перерыв? — спрашиваю я.
— Перерыв, — соглашается он.
— Ну, как проходит обучение? — раскрасневшиеся и счастливые, к нам подъезжают Сэфл и Ринни.
— Чудесно. Я чувствую себя камнем, который Лауре приходится тащить на веревочке. — Бен снова улыбается.
— Эй! Ты отлично катаешься.
— У меня ощущение, что я все время тебя торможу.
— Рядом с ней у всех такое ощущение, — говорит Ринни, и изо рта у нее вырывается облачко пара. — Она все время куда-то летит, когда выходит на лед.
— Почему ты не пошла в спорт? — спрашивает Бен.
— Спорт меня никогда не привлекал.
— Почему?
— Соревнования. Я не хотела превращать то, что люблю, в гонку за медалями и первыми местами.
Бен приподнимает брови.
— Скажем дружное нет амбициям?
— О-о-о, с амбициями у меня все в порядке. Просто спорт — это не мое. Отец считал, что я поломаюсь, если пойду в фигурное катание, а я поняла, что действительно поломаюсь, если буду гоняться за медалями и успехом.
— Глубоко, — произнес Бен, и как-то так получилось, что его ответ упал в тишину, возникшую в паузе между песнями.
Которую спустя несколько мгновений заполнили сильные, пронзительные аккорды льющейся из динамиков музыки нового суперхита и яростный голос Сибриллы Ритхарсон.
Твои поцелуи
Как сны до рассвета…
И в каждом касании
Вечное лето!
Сильнее, чем пламя,
Зима в моем сердце…
Ты был тем единственным
С которым согреться…
Могла бы я тогда,
Когда меня любить
Ты б мог
На треть так сильно, как ее!
Могла бы рядом быть,
Могла бы все забыть…
Но это «все» давно забытое мое…
Пустое.
Пустое.
В моих мечтах с тобой
Нас только двое…
Двое.
Нас только двое: я и ты…
— Ритхарсон! — Рин прижала руки к груди. — Драконы, Ритхарсон! Обожаю ее! Лаура!
— Что?
— Лаура, ты должна под нее станцевать! Давай!
Рин чуть ли не силой выпихнула меня в центр круговой площадки, но если бы она этого не сделала, вряд ли бы я удержалась сама. В голосе певицы было что-то гораздо большее, чем можно себе представить. Что-то большее чем чувства, большее чем пламя (Сибрилла Ритхарсон — иртханесса!), гораздо большее, чем можно раскрывать остальным — так откровенно, напоказ, так остро и безумно-чувственно.
И я подхватила этот ритм, сливаясь с музыкой, сливаясь с этим голосом, становясь ей. Раскинув руки, врываясь в безумный ритм кружения и полета по льду.
Забытые чувства…
Замерзшие ноты,
Мне кажется даже
Забыла я, кто ты.
Забыла я, кем ты
Когда-то врывался
В те строчки, в которых
Навеки остался…
Ее голос обрывался так резко, словно дыхание, и я вместе с ним сорвалась в припев. В движения по диагонали, рваные и яростные, как обращение к тому, кто тебя не слышит. Лица и магазинчики сувениров сливались с протянувшимися над катком огоньками гирлянд, голограммы размывались все сильнее, а я чувствовала себя все более и более невесомой. Скользя по льду, я всегда чувствовала себя парящей.
И если бы это
Запомнить мгновенье,
Заполнить собою
Твое вдохновенье.
Сильнее морозов
В моем сердце стужа.
Ты был тем единственным…
Кто был мне нужен…
Могла бы я тогда
Когда меня любить
Ты б мог
На треть так сильно, как ее
Могла бы рядом быть
Могла бы все забыть
Но это «все» давно забытое мое…
Пустое.
Пустое.
В моих мечтах с тобой
Нас только двое.
Двое.
Нас только двое я их ты…
Музыка стучала в ушах старинными часами и билась в ритме ударов сердца, заводя мое все сильнее. Темп нарастал, и вместе с ним нарастали чувства. Падая вслед за звонкими нотами в глубину, я перехватила лезвие, чтобы кружиться на этой глубине, поднимаясь от самого льда все выше и выше. Чтобы во время очередного скольжения оттолкнуться и взлететь, раскинув руки, впуская в себя чужие чувства и пламя.
