Закончится время
Моих выступлений…
И снова наступит
Зима превращений.
Когда я останусь
Одна с этой мыслью
Что нет больше пламени
Нет больше смысла…
Приземление вышло яростным, из-под лезвий плеснула крошка льда, и вслед за ней полыхнуло пламя ее слов, подхватывая меня в сумасшедшее кружение танца. До прерывающегося дыхания, до мельтешения, в котором не осталось ни одного четкого лица. Только тень мужской фигуры, отступающая все дальше и дальше.
Могла бы я тогда
Когда меня любить
Ты б мог
На треть так сильно, как ее
Могла бы рядом быть
Могла бы все забыть
Но это «все» давно забытое мое…
Пустое.
Пустое.
В моих мечтах с тобой
Нас только двое.
Двое.
Нас только двое: я и ты…
Музыка оборвалась вместе с последним взмахом руки, резко развернувшись, я остановилась. Поймав очередной вздох и брызги ледяной россыпи. Только сейчас поняла, что движения вокруг как-то не наблюдается. А потом, вместе с очередной песней, вокруг взорвались аплодисменты.
Они хлынули на меня сплошным потоком, и осознание того, что вокруг безумное множество людей, что они на меня смотрят, заставило замереть.
— Лаура, — Бен оказался рядом со мной раньше, чем я успела опомниться, — это было роскошно.
Он подхватил меня под руку, увлекая за собой. Сквозь льющиеся отголоски оваций, отзывающиеся в сердце, как мгновением раньше отзывался голос Сибриллы Ритхарсон.
— Да, подруга, ну ты и зажгла, — сообщила Рин, пряча руки в карманы курточки. — Вы вообще в курсе, что у Ритхарсон была несчастная любовь?
Я приподняла брови, пытаясь выровнять дыхание и избавиться от странного чувства смущения и восторга. Нет, мне приходилось несколько раз выступать, но все это было скорее из разряда самодеятельности — выпускной в школе фигурного катания, синхронные воздушные танцы в школе, где я стекала по лентам, оплетающим мое тело, и с ними же взлетала ввысь, но чего-то по-настоящему серьезного, такого, чтобы это видело столько незнакомых людей… Да, я часто каталась, и на меня часто смотрели, но никогда еще я не ощущала себя настолько близкой к шоу Эрвилль де Олис.
— Несчастная любовь? — переспросила, чтобы немного смягчить бурлящий в крови драйв.
— Да. Она собиралась замуж за Гранхарсена… помнишь, пять лет назад или вроде того? Когда предшественник Ландерстерга собирался в отставку?
Вот. Я поняла, что можно использовать, чтобы смягчать бурлящий в крови драйв — Ландерстерга. Одно его упоминание, и я уже прочно стою на ногах, как будто к ним по ледяной глыбе привязали.
— В общем, она крута, — подвела итог Рин. — Набла с два ты так споешь, если у тебя нет занозы в сердце.
— То есть счастливые люди ничего мощного не создадут? — поинтересовалась я.
— Ну… настолько мощного — нет, — подруга пожала плечами. — Сама подумай, зачем суетиться, если в жизни все пучком? А главное, попробуй так спеть, когда ты счастлива, замужем и с тремя детьми.
— Это сейчас прозвучало пессимистично, — Сэфл рассмеялся.
— Ой, да ну тебя. — Рин макнула рукой и посмотрела на меня. — Я о том, что когда ты счастлива, петь об этом не прикольно. Кстати, я записала твой эпичный выход и выложила в живую ленту.
— Что? — переспрашиваю я. — Что ты сделала?!
— Выложила в живую ленту, — повторяет подруга. — Вот. Хочешь посмотреть?
Я хватаю ее за руку с такой силой, что Рин ойкает.
— Удали, — говорю шепотом. — Удали, быстро!
Мой голос становится низким, мне кажется, что я проглатываю собственный вздох, и только расширенные глаза подруги напоминают о том, где я и что я делаю.
— Прости, — выдыхаю тут же. — Прости, просто удали это, о'кей?
— О'кей, — говорит Рин. — Хотя я все равно не понимаю, что в этом такого страшного.
Ничего в этом такого страшного, в начале вечера я сама хотела это сделать, но сейчас не хочу. Не хочу, чтобы у Бена были проблемы, или чтобы проблемы были у Рин и Сэфла. Я вообще не хочу приплетать друзей ко всему, что так или иначе связано с Ландерстергом. Поэтому сейчас беззастенчиво вру:
— Это из-за отца.
Образно говоря, это даже не ложь, а так, полуправда. Дипломатическая, как сказал бы Ландерстерг. При мысли о нем мне хочется рычать — сдался мне это Ландерррстерррг!
Нет, мне он точно не сдался. Проблема в том, что я зачем-то сдалась ему, хотя вокруг просто сугробы желающих стать первой ферной Ферверна. Уверена, что та иртханесса, которая вылетела из его кабинета и спровоцировала меня на то, чтобы туда залететь, тоже не против.
Чтоб его драконы покусали!
— Из-за отца? — интересуется Бен.
— А ты не знал? — Сэфл приподнимает брови. — Лаура. Хэдфенгер.
— Хэдфенгер! — Бен бьет себя ладонью по лбу. — Я просто сама внимательность.
— Все в порядке, — говорю я.
Мне хочется как можно быстрее увести от темы политики, пусть даже это мой отец. Рин приподнимает брови и вопросительно смотрит на меня, но я отмахиваюсь.
— Катаемся дальше?
И мы катаемся. Бен несколько раз поскальзывается, но все заканчивается благополучно. До елки мы все-таки добираемся: огромная, в десять этажей ростом, она рассыпает вокруг себя свет гирлянд и искры, отражающиеся в гранях шаров и игрушек. Издалека ее видно лучше когда подъезжаешь ближе, приходится запрокидывать голову, чтобы увидеть что-то наверну. От собранных в металлические трубы ветвей расходятся нити фонариков, протянувшиеся над ведущие в разные стороны рукавами катков. Это единственное место, где ледяные трассы сходятся, и если посмотреть на каток с высоты, он напоминает знак бесконечности. Елка стоит в самом его центре.
— Кстати, — говорит Рин, — давайте договоримся: я хочу отмечать с вами. Поэтому если у кого-то есть какие-то планы на праздничную ночь…
— У меня нет! — Бен вскидывает руки.
— У меня есть, — Сэфл качает головой.
Подруга смотрит на него в упор, в ответ он только смеется.
— Я тоже собираюсь отмечать с тобой.
Ему прилетает сорванной с его головы шапкой по плечу. Он легко перехватывает Рин за руки, а потом одним рывком притягивает к себе и целует.
— Мне кажется, мы тут лишние. — Бен кивает в сторону, и мы снова отъезжаем к бортикам. Здесь рядом с ними выделено место для отдыха, можно откинуть встроенную скамеечку и даже посидеть.
Что мы и делаем.
— Так что, Лаура? Какие у тебя планы на праздничную ночь?
«Никаких», — хочется ответить мне, но вместо этого я говорю:
