— О-o-о, я представляю, что будет завтра. — Глаза Сильви сверкали. — Ты на своей страничке вообще появляешься? Главное, чтобы тебя не заблокировали, когда к тебе ломанутся подписчики со всего света!
Сдались ей эти подписчики.
— Если честно, не представляю, как ты все это выдерживаешь, — она коснулась панели вызова лифта. — Как ты с ним общаешься? Какой он?
Дракон он.
— Отмороженный.
— Отмороженный? — это она переспросила почему-то шепотом.
— А еще импотент.
— Лали!
— Не верю я, что у него работает что-то, кроме системы приказов и распоряжений.
— О, ну это ты зря. — Сильви хихикнула. — Знаешь же, что мама подписана на «Эбер»?
Эбер — один из самых популярных женских журналов в Ферверне. Там все о новинках моды, о новейших трендовых постановках, об открытии модных домов, о брендах люксовой косметики, уходовой и декоративной, о психологии, саморазвитии и многом другом.
— Знаю, разумеется.
— Так вот, там пишут, что чем большей властью наделен мужчина, тем лучше у него все в постели. Потому что он реализует свою агрессию и становится по-настоящему состоявшимся.
— Уволь меня от этих умозаключений.
— Да ладно. — Сильви первой шагнула в пустой лифт. — Скажешь, что тебя совершенно не волнует, как это будет с ним?
Нет! Потому что с ним ничего не будет!
— Ла-а-али, — сестра улыбнулась. — Ну правда. Ты же потом мне расскажешь?
— Да, обязательно! Сразу после первой брачной ночи позвоню и составлю отчет.
— Да ну тебя! Сильви отвернулась, а я ткнула в нужный этаж и прислонилась к стене.
Все, я домой! Пора начинать операцию «Несварение».
— Лаура, открой! — В голосе Ингрид слышались истеричные нотки.
Они в нем слышались уже минут пятнадцать, с тех пор, как до мачехи окончательно дошло, что выходить я не собираюсь.
— Не могу, — сказала я. — Мне плохо.
И даже не солгала. Мне правда было плохо, настолько плохо, что я упустила такой важный стратегический момент, как графин с водой. И ведь заранее принесла его к себе в комнату, поставила на тумбочку… и оставила там, когда услышала, как приехали пресс-секретарь и стилист, а вот теперь горячо об этом жалела.
Ключевое слово — горячо. Так горячо мне еще не было.
Поначалу я сидела на мягком коврике, на который наступала после душа, теперь же сползла с него и привалилась к прохладной душевой кабине, испытывая желание залезть туда и включить воду. Ледяную.
Не знаю, что это был за вирус, но перед глазами у меня то и дело вспыхивало фервернское сияние.
— Лаура! Мы вызовем врача… — это прозвучало почти жалобно.
Ага, сейчас. Так я вам и поверила.
— Не надо, — сказала я.
Получилось хрипло. Вот, кажется, и голос садится.
— Лаура!
Я не стала отвечать. Гораздо приятнее было сидеть, прижимаясь щекой к душевой кабине, и считать узорчики на матовом стекле. Изредка узорчики оживали и принимались ползать по стеклу, а потолок начинал двигаться. В такие моменты я старалась не двигаться сама, потому что тошнить мена начинало уже на самом деле.
— Юргарн! — донеслось из-за двери.
О. Кажется, в ход пошла тяжелая артиллерия.
— Лаура! — Это уже голос отца. — Лаура, немедленно открой дверь!
А Ингрид небезнадежна. Об этом мне подумалось как-то очень отстраненно, сквозь вспышки фервернского сияния перед глазами. Получается, она сразу отцу позвонила? Или просто больше времени прошло? Я потянулась за планшетом и хмыкнула: да, с пятнадцатью минутами я погорячилась. Все сорок. За эти сорок ко мне приходила Сильви, мне звонил Даргел, отец вот даже с работы убежал в срочном порядке.
— Лаура! Открой, или я ее вышибу.
— Я сижу спиной к двери, — предупредила я. — Вышибешь дверь — вышибешь из меня Лауру.
Почему-то последнее заявление показалось мне недостаточно грозным, и я добавила:
— Навсегда
— Кошмар! Это какой-то кошмар! — голос Ингрид.
— Ладно, Лаура, чего ты хочешь?
Чтобы меня оставили в покое.
— Остаться наедине с расстройством желудка.
— Брось! Мы оба знаем, что никакого расстройства нет.
— Есть, — сказала я. — Если хотите, можете остаться под дверью и послушать.
— Ферна Хэдфенгер.
После этик слов за дверью стало подозрительно тихо. В ванной, в общем тоже: мое фервернское сияние собралось в шеренгу, выстроилось у меня перед глазами ровной лентой и засияло ярче, чем все огни Хайрмарга вместе взятые. То, что у меня начались глюки, я поняла не сразу. То есть глюки, которые Ландерстерг, которого здесь совершенно точно не могло быть (в разгар рабочего дня в Айрлэнгер Карддарк), ну и вообще — не могло, обозначили свое присутствие стуком в дверь.
Подозреваю, что именно так мог бы стучать Ландерстерг, если бы он там был. Негромко, но жестко. Странно, что дверь сама не открылась или не выпала из арки.
— Ферна Хэдфенгер. Откройте. Нам надо поговорить.
— М-м-м-м… — сказала я. — Нет. Если вы глюк, то говорить нам с вами не о чем. А если нет, тем более не о чем. Потому что когда мы с вами в последний раз говорили, это ничем хорошим не закончилось.
Тишина за дверью могла означать только то, что глюк ушел Ну либо то, что он сейчас пытается понять, что ему делать дальше, а может быть, то, глюк он или не глюк. В общем, возможны варианты.
— Мы здесь одни, — донеслось из-за двери.
— Хорошо, — сказала я.
— Откроете?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я вам не доверяю, — я глубоко вздохнула.
Сидеть мне стало тяжело, поэтому я легла. Головой на коврик, разумеется, что а, совсем себя вести не умею, что ли.
— Хорошо, поговорим через дверь, — прозвучало снаружи.
— Хорошо, — снова подтвердила я.
— Признаю, что я был неправ.
Точно глюк.
— Да-а-а, — сказала а, мечтательно глядя в плавающий надо мной потолок. — Вы были очень неправы, ферн Глюкдерстерг. И знаете, в чем? Сначала в том, что отказались меня слушать, а потом в том, что нацепили на меня эту штуковину… кстати. Давайте назовем наше общение туалетные переговоры. Как вам такой вариант?
Ненадолго установившуюся тишину перебило резкое:
— Лаура, вам в самом деле плохо?
— Что я, шутить такими вещами буду, что ли? — почти обиделась я.
— Откройте дверь. Немедленно. Или я открою ее сам.
