Вся охрана меня уже знала, и обычно приветствие начиналось со слов: «Как дела, Лаура?», — но сегодня меня встречали официальным:
— Ферна Хэдфенгер!
Из-за чего мне захотелось закатить глаза, потому что ферной Хэдфенгер я стала исключительно благодаря вчерашнему появлению с Ландерстергом.
— Лаура, Рик, — напомнила я, прикладывая документы к турникету.
Охранник кивнул, но больше ничего не сказал, и я решила, что «как дела» подождут.
Знакомые коридоры, по которым я ходила сотни раз с самого детства, вывели меня к катку. Здесь я сбросила сумку и подошла к бортику, глядя как Эльда гоняет малышню. Точнее, малышня с радостью гоняла сама: в детстве вообще нет никаких преград, и когда ты катаешься, каждую минуту можешь взлететь. Даже если падаешь, это воспринимается совершенно иначе, чем во взрослом возрасте. Отбил коленку — ерунда, через пять минут уже снова кружишься по льду и пытаешься сделать тройной.
Я смотрела, как дети кружатся по льду, облокотившись на бортик. Смотрела, как порхает надо льдом Эльда. Эльда Квэдбер была чемпионкой Соурских игр. Десятикратной. Ее специализация — именно танцы на льду, и ее программы собирали самые высокие баллы. Когда соперницы видели ее на льду, у них сдувалось все, что может сдуваться, но вопреки большинству из тех, кто занимается фигурным катанием, Эльда покинула спорт не из-за травмы.
— Я устала все время держаться за первое место, — сказала она в одном из интервью. — Это, знаете ли, здорово выматывает.
Гибкая и грациозная, она не оставила свое любимое дело, и начала тренировать. Сейчас чтобы к ней попасть нужно было пройти личное собеседование (как, собственно, и когда к ней приходила я). Эльда выставляла из кабинета родителей, и беседовала именно с ребенком, после чего решала, возьмется за его обучение или нет. На групповых она давала основы, на индивидуальных — все, что не мог дать никто другой. Мы вырастали вместе с ней, и если честно, глядя на нее я понимала, сколько нужно терпения, чтобы быть крутым тренером. Когда то, что для тебя само собой разумеющееся, как дыхание, приходится объяснять и показывать по десять раз.
Эль заметила меня практически сразу, но занятие продолжалось. Я и не сомневалась, что не смогу с ней поговорить, пока она занимается, поэтому просто стояла и смотрела. Только когда она скомандовала:
— По раздевалкам! Жду вас всех завтра в то же время.
Я оттолкнулась от бортика и потянулась, дожидаясь, пока она подъедет ко мне. С ней мы уже давно не занимались в групповых, только индивидуально, и два занятия из трех я пропустила. Разумеется, предупредив заранее, но…
— Я тебя внимательно слушаю, Лаура.
И в этом была вся Эльда. Скупая на похвалу и на слова в принципе, она смотрела на тебя сверху вниз всякий раз, когда считала, что ты филонишь. Наверное, с ее стороны это выглядело именно гак.
— Меня взяли в «Эрвилль де Олис», — сказала я. — Точнее… пригласили на кастинг
— И по такому поводу ты решила пропустить тренировки? — Белоснежные брови приподнялись.
— Вообще-то не поэтому. Эль, ну не будь льдинкой.
В какой-то мере она заменила мне мать. Потому что в отличие от большинства детей, которых к ней привозили родители, моими разбитыми коленками приходилось заниматься ей. У отца все время были клиенты, а Ингрид первое время вообще старалась общаться со мной как можно меньше и на крайне отвлеченные темы.
— Не поэтому. — Она вышла со льда, надела защиту и набросила на плечи легкую курточку. — Пойдем. По дороге расскажешь. Если честно, я не знала, о чем рассказывать.
— Ландерстерг решил на мне жениться.
— Вот как.
Она даже коньки расшнуровывала легкими, порхающими движениями. Так же, как летала надо льдом.
— И его совершенно не интересует мое мнение.
— А тебя?
С ней я могла быть откровенной.
— Что — меня? — переспросила я, когда она переобулась, и мы вышли в коридор.
— Тебя твое мнение интересует?
— Разумеется!
— Непохоже.
— Что значит — непохоже?!
Мы прошли по коридорам, поздоровавшись с другими тренерами, которые проводили нас взглядами. Что касается Эль, я не сомневалась, что она не в курсе. У нее не было визора, от новостей и соцсетей она отказалась еще несколько лет назад.
«Я в свое время этого дерьма хлебнула с лихвой», — как-то сказала она. В том, что касается выражений, Эль тоже никогда не стеснялась.
Оказавшись за дверью ее кабинета — просторного, вопреки всякой логике не увешанного наградами, я опустилась в кресло и бросила сумку на пол.
— Вообще-то я не приглашала тебя сесть.
— Ой, да ну тебя, — я с наслаждением вытянула ноги.
В уголках ее губ мелькнула скупая улыбка. Временами казалось даже странным, что такая яркая, острая, резкая на льду (когда я смотрела ее выступления, мне казалось, что в ее жилах течет неразбавленное пламя), она такая безэмоциональная в жизни. Вся — от корней белоснежных волос до льдисто-голубых глаз. Ее так и называли на пике карьеры «Фервернская льдинка». Ростом с меня, она тем не менее умела посмотреть так, что ты вмерзал в пол.
— Ты хорошая девочка, Лаура, — сказала Эль, открывая потайной бар, скрывающийся за голографической подвижной картиной зимней пустоши. — Ты настолько хорошая, что этим пользуются все кому не лень. Твой отец в первую очередь.
Я хотела возразить, но не стала.
— В свое время он решил, что ты не будешь заниматься спортом…
— Это я так решила.
— Ну-ну, — Эль усмехнулась и достала бутылку тоньяса. — Разумеется.
— Нет, серьезно.
— Не серьезно. — Она повернулась ко мне, плеснув себе на дно напитка, который вообще-то не принято пить с утра. Щипчиками бросила льдинку и расположилась в кресле напротив меня, закинув ноги на стол. — Я видела, как сверкали твои глаза, когда ты смотрела соревнования. И видела, как ты смотришь на тех, кто с них возвращался. Твой отец определяет всю твою жизнь, а ты ничего не хочешь с этим делать.
— Я хочу!
— Тогда почему не делаешь? — Она пригубила тоньяс.
— Ты мне кофе предложить не хочешь?
— Ты знаешь, где кофемашина.
С Эль не уживался ни один секретарь, и в общем-то, я могла их понять. Мы с ней ругались до таких истерик (точнее, истерики случались у меня, она оставалась непробиваемой), что искры летели, как от резкого торможения на льду. Идти в приемную мне сейчас было лень, поэтому я решила, что обойдусь без кофе.
— У тебя есть все: талант, который ты могла бы дарить людям, искра, которая способна разжечь такое пламя, что мало никому не покажется. А ты тратишь все это на то, чтобы соответствовать. Кому, чему и зачем — непонятно.
