— Что-то не так? — спрашивает, когда я отодвигаю тарелку.
— Я не голодна.
— Тебя покормить?
И ведь покормит же! Я хватаю вилку здоровой рукой раньше, чем он до нее дотянется, и начинаю есть.
— Не стоит оспаривать мои решения, Лаура, — произносит дракон.
— А я разве оспариваю? — пожимаю плечами. — Просто мне кажется, что сострадание — неотъемлемая часть того, кто находится у власти.
— Сострадание, которое не приводит к жертвам. Они допустили то, что случилось.
— А что случилось? — Я поднимаю руку. — Все живы.
— Ты пострадала.
— Я не хочу, чтобы кто-то пострадал из-за меня! Мне из-за этого кусок в горло не лезет. — Я говорю быстро, стараясь выразить все, что чувствую. — Я знаю, что они военнообязанные, и что они — возможно — допустили прокол, когда впустили меня с виари к драконенку. Но это была случайность, и я… никто из нас не застрахован от ошибок. Я знаю твою позицию, и знаю, что ты считаешь, что они могут свою ошибку повторить. Но Торн, разве будет лучше, если ты их сейчас отстранишь? Они же военные. Это их карьера. Как твоя, и… да я бы с ума сошла, если бы не могла кататься. Слушай, возможно ты прав, что их нужно отстранить, но может быть, не навсегда? Второй шанс, он должен быть у всех. Если ты понимаешь, о чем я. Ты же понимаешь?
На этот раз я долго смотрела ему в паза.
Очень долго, но он молчал.
— Пожалуйста, — сказала я. — Обещай, что хотя бы подумаешь. Проста что ты подумаешь. Ладно? Да возвращения из Аронгары. Клянусь, я больше не вернусь к этому вопросу, и ни слова не скажу, если твое решение останется прежним. Просто…
— Нет.
Это прозвучало так резко, что я осеклась. А потом уткнулась в тарелку и до самого конца ужина больше не сказала ни слова.
— Так и будешь молчать, Лаура? — он произнес это, как только за горничной, забиравшей аэротележку, закрылась дверь.
— Я уже сказала все, что хотела.
— Замечательно. — Тон Ландерстерга мгновенно стал градусов на десять холоднее, однозначно намекая на то, что ничего замечательного тут нет.
Я пожала плечами и поднялась: в конце концов, мне надо было принять душ и переодеться — на мне все еще была та самая блузка, от которой, как выяснилось, врач откромсал рукав. В общем, блузку на выброс, а мне в душ. И я ведь почти туда ушла, когда в спину ударило резкое:
— Ведешь себя, как маленькая избалованная девочка. Что?! Вот тут уже я обернулась.
— В чем именно проявляется мое детство? — уточнила я, складывая руки на груди, что с регенератором сделать было достаточно проблематично. Но мне удалось. — В том, что не желаю соглашаться с твоими драконовскими методами воздействия на подчиненных? Или в том, что не желаю с тобой говорить, потому что устала?
— Еще полчаса назад уставшей ты не была.
— Еще полчаса назад у нас был диалог, а не единолично принятое решение.
— Именно в этом твое детства и проявляется. Я отвечаю за страну, и я вижу, когда оказавшиеся в высших рядах сотрудники злоупотребляют своими полномочиями, или попросту их игнорируют. Да, в моей власти принимать решения единолично, потому что за мной право последнего слова даже на заседаниях. И я никогда. Ни с кем. Не говорил так, как сейчас с тобой. Никогда никому ничего не объяснял, Лаура. Потому что не считал нужным.
Последнее он произнес, чеканя каждое слово.
— Ну а мне, следует думать, сейчас выпала великая честь? — поинтересовалась я. — Что касается власти, то ты ей отлично пользуешься. Как в случае с харргалахт, так и сейчас. С парнями, которые по сути просто совершили ошибку.
— Мои близкие погибли из-за такой ошибки. Охрана отвлеклась на просьбу курьера. — Ландерстерг взглянул на меня, и в глубине его газ вместо ледяного пламени я увидела нечто такое, что выстуживало гораздо сильнее всей его драконьей мощи. — Этой доставки не должно было быть, и они это прекрасно знали, на все равно отвлеклись на просьбу проверить информацию, потому что это важно и срочно. Через несколько минут они все были мертвы. И охрана, и моя семья.
Ландерстерг шагнул к двери, а я поняла, что рта не могу раскрыть. Но даже если бы и могла — что тут скажешь? Поэтому я подскочила на кровати и бросилась за ним. Он только успел обернуться, когда я обхватила его руками и обняла.
— Прости меня, — еле слышно выдохнула в лацкан пиджака.
А потом запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Чтобы хоть как-то заставить шевельнуться, потому что плечи под моими руками были просто каменными. Приподнявшись на носочки, коснулась губами губ, зарываясь пальцами здоровой руки в густые жесткие волосы.
— Останься, — попросила тихо. — Пожалуйста, останься со мной.
На миг мне показалось, что мышцы под ладонями стали еще тверже, после чего уже его руки легли на мои плечи. Сильные, жесткие ладони скользнули по моей шее и выше, пальцы погладили щеки.
— Эту резиденцию отец строил для матери. У него ушло несколько лет, чтобы получить разрешение на строительство в пустоши, и в том году к праздничной ночи мы должны были собраться здесь всей семьей. Я тогда думал, что это тоска. Меньше всего мне хотелось проводить эту ночь вдалеке от города и от друзей с ними. Можно сказать, мое желание исполнилось. Из города я не уехал.
Я покачала головой.
— Ты не обязан мне этого говорить.
— Не обязан. — Он скользнул ладонями вниз, освобождая мое лицо. — Проблема в том, что рядом с тобой я действительно говорю то, о чем не говорил никогда.
— Разве это проблема?
— Ты собиралась в душ, Лаура, — Ландерстерг кивнул в сторону ванной.
— Душ подождет.
— Не подождет. У тебя действительно был долгий день, ты устала.
— Так не терпится от меня избавиться? — Я чуть приподняла брови.
— Ты не представляешь, о чем говоришь, — хрипло сказал он.
Так хрипло и так низко, что эти слова отозвались внутри меня, как животный призыв. Если бы я стояла в другом конце комнаты, меня бы швырнуло к нему. Наверное. А так я только подалась ближе, вжимаясь всем телом, чтобы чувствовать его, как никогда раньше. Пальцы, касающиеся моих плеч, сейчас ощущались так, что мне не хватало дыхания.
— Представляю, — ответила я.
И снова запрокинула голову, чтобы удариться о его взгляд. Совершенно звериный. Две полоски зрачков в сияющей радужке, и пламя, текущее от него ко мне. Не обжигающее. Будоражащее. Пьянящее.
Харргалахт впитывала его без остатка и полыхала так, что блузка не загорелась только чудом. И я не загорелась лишь чудом, когда его пальцы скользнули по бусинам пуговиц блузки, повторяя безумно чувствительную кожу под ними. Я потянулась к его рубашке, коснулась горячей груди, стального питья мышц.