На этот раз просыпаюсь уже от того, что мы опускаемся на ВИП-парковку перед зданием телепорта. Спросонья сложно о чем-то думать, но рядом с ним у меня, кажется, автоматически включается этот режим. Мы вместе идем к залу ожидания, Торн несет спортивную сумку, вторую, очень похожую, несет Крейд.
Нас приглашают для телепортации, едва мы успеваем войти, даже ждать не приходится.
ВИП-окно открывают сразу же, и мы, после прохождения стандартных проверок (сканер здоровья и документов, и прочая ерунда), шагаем в кольцо. Меня привычно уже за последнее время слегка затошнило, но с телепортами так всегда. Чувство, что сначала продираешься сквозь желеобразную массу, а потом тебя выплевывает в разреженный воздух. Вот меня и выплюнуло.
Вместе с Торном, к счастью, в телепортационный зал… совершенно точно не его загородной резиденции. Я впервые (не считая кольца в пустошах) видела кольцо на открытой местности, правда, под высоченным стеклянным куполом, а еще на такой высоте, что дух захватывало.
С этой высоты я разглядела снующие над пустошами аэрокары, длинные вереницы змеящихся аэротрасс. А вдалеке еще и горнолыжные трассы, подсвеченные огнями.
Все это я уже видела раньше. На картинках в Сети.
Равно как и стеклянный купол телепорта «Эдерхард Маунтейн» — горнолыжного курорта. Того самого, единственного во всем мире, на который практически невозможно попасть.
Пока я выразительно хлопаю глазами, мы уже выходим из зала, причем моя рука как-то незаметно оказывается на сгибе локтя дракона. Как это произошло, я помню смутно, равно как смутно понимаю, зачем мы здесь. Тем не менее к нам уже спешит сотрудница курорта, которая сообщает, что азрокар подан. Аэрокары напоминают флайсы в миниатюре, но разумеется, наш сложно назвать миниатюрным. Прозрачная капсула двигается по заданному маршруту, управляет ей автопилот, который, впрочем, вполне можно переключить на ручной режим.
Переключать Торн не спешит, откидывается на спинку мягкого сиденья, ослабляя галстук, и в этот момент ко мне возвращается дар речи.
— Что это? — интересуюсь я и тут же поправляюсь: — В смысле… почему мы здесь?
— А почему бы нет?
Вопрос, на который всегда сложно найти контраргумент. Мне так точно.
— Ну хотя бы потому, что это спонтанно, а ты не любишь спонтанность.
— Рядом с тобой я учусь спонтанности, Лаура. И не только.
Не знаю, от чего мне становится жарче: от «рядом с тобой», от того, как он назвал меня по имени (на этот раз получилось как-то слишком глубоко), или от «не только». Не успеваю спросить, чему еще он там учится, когда Торн указывает в сторону приближающегося комплекса:
— Смотри.
В общем, да. Наверное, лучше смотреть, и я смотрю на вырастающие перед нами домики, огоньки которых издалека кажутся фонариками. Одиночные искорки аэрокаров то вливаются в сияющие цепочки, то отделяются от них, и на фоне ночного неба и гор кажутся падающими звездами. В этот момент я почему-то вспоминаю Сибриллу Ритхарсон с ее хитом «Звезды падают в небо». Правда, хитом эта песня была лет пять назад но она порвала все чарты, и если так подумать, все песни Ритхарсон правда о неразделенной любви. Сама не знаю, почему мне это приходит в голову.
— А как же Верраж?
Да, я сама последовательность. Но вопрос мне однозначно нравится тем, что не затрагивает тему наших с Торном отношений, и вообще не затрагивает тему чьих бы то ни было отношений.
— Верраж пока привыкает к тому, что у тебя нет пламени.
— Почему ты мне не сказал, что так будет?
Этот ответ для меня очень важен, и короткая пауза почему-то кажется невыносимо долгой.
— Потому что в тот момент я думал о том, Лаура, как бы не опрокинуть тебя на кровать и не сделать своей прямо в ту же минуту.
Его глаза сначала темнеют, а потом в них появляются знакомые искры. Ледяное пламя, которое разгорается вот так, постепенно, и которое я носила в узоре на груди. Вот именно об этом лучше и думать сейчас, об этом, а не о том, как его взгляд скользит по моему телу — с той же откровенностью, с которой могли бы скользить ладони по коже. В этот короткий миг я чувствую себя полностью обнаженной, и спасает меня исключительно то, что мы прилетели.
— Добро пожаловать в «Эдерхард Маунтейн»! — Администратор за стойкой, кажется, привык к тому, что здесь постоянно очень именитые гости, тем не менее в холле в нас снова вонзаются десятки взглядов.
Наверное, мне надо к этому привыкать, если я…
Если я — что?
Чтобы не отвечать на этот вопрос сейчас, рассматриваю обстановку. Здесь тепло просто по умолчанию: и центральный корпус, и все домики из дерева. Свет стелется по бревенчатым стенам, еще больше согревая их, из-за этого кажется, что я оказалась где-то в другой реальности. Впрочем, наверное, я и оказалась где-то в другой реальности, потому что в моей реальности такого не может быть. Не может быть, что еще час назад я была в Хайрмарге, а уже сейчас — на горнолыжном курорте, на который надо бронировать место за год. Не может быть, что мне безумно хочется коснуться ладони дракона, чтобы снова испытать это жалящее ощущение — его близости, которая втекает в меня сквозь его пальцы. заставляя гореть без огня. К счастью, читать мысли он не умеет, равно как не умеет читать их никто из администраторов за стойкой.
Часы за их спинами показывают разное время — начиная от местного и заканчивая Аронгарским. Есть и часовой пояс Раграна, и мысли о нем заставляют вспомнить о том, что впереди у меня еще кастинг в «Эрвилль де Олис». Индивидуальный. Который возможен только благодаря стоящему рядом мужчине.
— Благодарю, — отвечаю администратору, который с улыбкой возвращает мне документы, вручает ключ от номера и желает приятного отдыха.
Мы здесь на два дня — с сегодняшнего вечера и на выходные, но этого вполне достаточно. Достаточно для того, чтобы пресс-служба Ландерстерга снова давала комментарии, хотя как кажется мне, здесь уже никакие комментарии не помогут.
Особенно после тех мыслей и чувств, которые меня посещают.
— Спасибо, — говорю я, когда мы снова оказываемся в аэрокаре.
Лететь нам пять минут, об этом сообщает навигатор, перебивая меня. Впрочем, может оно и к лучшему, потому что я страшно волнуюсь, а когда я страшно волнуюсь, я начинаю говорить невпопад и странные вещи.
— За что? — интересуется дракон
— За то, что помог. Хотя не должен был. То есть… в смысле…
— Лаура. — Он пересаживается ко мне, хотя только что сидел напротив. — Для тебя это важно. Для меня важна ты. Поэтому надеюсь, что к этому вопросу мы больше не вернемся.
Вот теперь я могу начать говорить еще больше глупостей, потому что «Для меня важна ты» звучит как-то очень интимно. Намного интимнее, чем брошенное на ходу «Я тебя люблю», и гораздо сильнее. По крайней мере, у меня перехватывает дыхание от того, как это сказано и от того, что для него этот вопрос действительно закрыт по умолчанию.
