– Какой ужас, какой кошмар, я чуть не умерла от страха, – Марья Ивановна, схватив телефонную трубку, собралась вызывать милицию.
Дверь квартиры все это время оставалась полуоткрытой.
Анфиса Петровна услышала, как хлопнула дверь. Раздались шаги, звякнули ключи, и Анфиса Петровна Догадалась, что кто-то открывает почтовый ящик.
– Посмотри, Маша, кто там?
Бывшая учительница выглянула. Внизу у почтовых ящиков рассматривал корреспонденцию высокий мужчина в черной кожаной куртке. В его пальцах дымилась сигарета, распространяя сладковатый запах.
– Олег Иванович! – закричала Марья Ивановна, – Олег Иванович, можно Вас на минуточку?
– Конечно. Добрый вечер, Марья Ивановна.
Мужчина в кожаной куртке работал на телевидении. Марья Ивановна и Анфиса Петровна как могли объяснили ему. Олег Иванович понимающе кивал, не особенно веря в то, что рассказывают две старухи. Но он все же решил сходить и посмотреть сам. Он вернулся через две минуты и бросился к телефону.
– Вы звоните в милицию, Олег Иванович? – спросила бывшая учительница.
– Да, да, да, не отвлекайте, в милицию, в милицию.
Но он набрал номер не милиции, а телевидения.
– Говорит Соколов Олег Иванович. Да, срочно приезжайте! Тут у нас во дворе такое! Немедленно приезжайте. С камерой, конечно же! И не забудьте захватить свет. Скорее, пока не приехала милиция. Думаю, это можно будет показать в ночных новостях да и в утренних… Скорее, скорее! Что? Да нет же, скорее, я буду здесь и встречу вас во дворе. Зачем милицию и «скорую»? К черту, лучше мы сначала снимем, а потом позвоним. Или даже лучше вместе. Хорошо. Через пять минут я позвоню в милицию.
Олег Иванович положил трубку и вздохнул.
– Ну, спасибо вам, Марья Ивановна, и вам спасибо, Анфиса Петровна. Вы меня выручили. Сейчас приедет группа, мы все снимем.
– Зачем? – спросила Марья Ивановна.
– Как это – зачем? Это будет новость номер один. Я думаю, это здорово!
– Олег Иванович, как вы можете такое говорить?
– Я думаю, мы поможем найти преступника, – уже строгим голосом сказал журналист.
Еще минут восемь он расспрашивал женщин, что да как, уговаривал их сняться в сюжете.
Анфиса Петровна согласилась сразу, а вот Марья Ивановна – ни в какую.
Она отказывалась, отнекивалась, но на помощь Соколову пришла Анфиса Петровна.
Они вдвоем уговаривали соседку, и та в конце концов дала согласие. Затем они позвонили в милицию и сообщили о своей находке.
Но ни журналист, ни бывшая учительница, ни бывшая вагоновожатая не знали о том, что во дворе, за кустами у беседки лежит труп.
Очередная жертва Григория Синеглазова.
Вскоре прибыли телевизионщики, следом милицейский «уазик» и машина «скорой помощи». Услышав, что во дворе что-то происходит, сбежались жильцы.
Окна в квартирах зажглись, во дворе началась возня.
Телевизионщики включили освещение, милиционеры размахивали руками, отгоняли любопытных.
Лейтенант с капитаном расспрашивали обо всем двух старух, записывали их фамилии, когда прибежал какой-; то пацан лет четырнадцати и закричал:
– Там возле телефона мертвый бомж!
Интерес сразу же переключился на труп бомжа.
Соколов Олег Иванович ликовал – вот так удача, в родном дворе поздней ночью найти целых два сюжета! Да каких! Четыре детских руки, труп бомжа! Для одной ночи это даже слишком много.
Он расхаживал, высоко подняв голову, дымил сигаретой и как хозяин положения разговаривал и с милиционерами и с жильцами своего и окрестных домов.
Этой же ночью был показан сюжет о том, что во дворе одного из домов на проспекте Мира обнаружен сверток с четырьмя детскими руками, а также труп бомжа.
Бомжа опознали, и жильцы рассказали, что уже около месяца этот бомж обитал на чердаке. Правда, с ним жил и еще один. Утром его видели. Поднялись на чердак, но там уже никого не нашли. В общем, вся Москва, или те, кто не спал, узнали о страшной находке возле мусорного контейнера на проспекте Мира, а также все видели двух ярко высвеченных лампами старух, которые оказались героями этого вечера.
Старухи, как могли, объясняли происшествие. Олег Иванович Соколов даже заставил Марью Ивановну, перепутав ее с Анфисой Петровной, держать мусорное ведро. Вот так они и были показаны по телевидению: Марья Ивановна, бывшая учительница, с ведром в руках, и Анфиса Петровна с обувной коробкой.
Теперь уже разговоры о страшном, кровожадном маньяке, убивающем детей, поползли по Москве, мгновенно материализовавшись. Теперь всех исчезнувших, пропавших без вести детей приписывали кровожадному маньяку, а число этих детей и подростков было довольно значительным.
* * *
Конечно же, выпуска «Новостей» Григорий Синеглазов не видел. Он в это время сидел в купе скорого поезда, который мчался в направлении Питера.
Напротив него на мягком диване, поджав под себя ноги, сидела Анжела. На ее лице поблескивали очки в тонкой золотой оправе, и она просматривала документы.
Лицо Синеглазова было бледным.
– Что это с тобой, Григорий? – подняв голову от бумаг, поинтересовалась Анжела. – Уж не заболел ли ты?
– Да, знаешь, что-то меня трясет. Может быть, простыл, а может, просто нервы расшалились.
– Да, да, может быть, нервы, а может быть и простыл. Погода, видишь, какая?
На темном оконном стекле поблескивали капли.
– У тебя ничего нет выпить? – тронув за плечо Анжелу, вдруг спросил Синеглазов.
– Выпить? Ах да, есть, я взяла бутылку коньяка. Будешь коньяк?
– Да, с удовольствием, – прошептал Синеглазов, чувствуя, что у него во рту пересохло.
– И еще у меня есть лимон и «салями».
– Вот и хорошо. Давай.
И Анжела, раскрыв свой чемодан, поставила на стол плоскую бутылку армянского коньяка, достала два лимона. У Синеглазова в руках появился ножик, он тонко порезал лимон, и спутники начали пить коньяк.
Анжела посматривала на Григория довольно холодно. Она все еще не могла ему простить то ночное вторжение.
Григорий Синеглазов понимал это, но просить прощения не хотел.
Единственное, что он сказал после четвертой рюмочки, так это то, что он и сам не понимает, как все получилось.
Анжела пожала плечами и усмехнулась в ответ.
– Не понимает он! Ворвался, набросился на меня, словно зверь какой-нибудь, словно насильник.
От этих слов Синеглазов вздрогнул и побледнел.
