Перечисляя все это, она казалась почти одержимой. Словно пыталась доказать, что, несмотря на Мэрили и другие «неприятности», они все еще стараются жить полной жизнью. Мэрили услышала стук кубиков льда о стакан и поняла – мать пьет отнюдь не чай.
– Ты бы сама все знала, если бы звонила или приезжала почаще. У тебя же здесь мало знакомых.
По крайней мере, от злости у Мэрили перестало щипать в глазах.
– Мне сложно к вам выбраться из-за работы и графика детей. Приезжайте к нам в любое время. Колин с осени пошел на флагбол, а Лили – на теннис. И еще хочет готовиться в чирлидеры. – Разговоры с родителями так ее утомляли. Это было невыносимо. – Уверена, они будут рады, если вы приедете посмотреть на них…
– В чирлидеры? Вот так новость. Ты всегда говорила, что терпеть все это не можешь, и злилась, что я тебя заставляю. Забыла? Хотя это было лучшее, что могло случиться в твоей жизни, благодарностей я так и не дождалась. Что же так изменило твое мнение?
Воздух прорезал удар грома, и Мэрили снова было четырнадцать лет, и мать колола ей уши иголкой и прижимала к ним кубики льда, потому что все крутые девчонки носили сережки. Было больно, и оба уха потом загноились, но с тех пор она всегда носила сережки, потому что ей казалось, так мама больше будет ее любить.
– Просто подружка Лили в команде, и она тоже хочет. Моего совета она не спрашивала. Я больше радуюсь, что она хочет играть в теннис. В летнем лагере ей очень нравилось, и получалось отлично.
– Да, но нет ничего лучше, чем быть чирлидером, особенно капитаном.
– Это уж точно. – Мэрили надеялась, что мать услышит нотки сарказма в ее голосе. – Вот посмотри, как мне это помогло.
– Это очень тебе помогло. – Она выдержала паузу, и Мэрили, затаив дыхание, ждала. – И вот что я получила в ответ, Мэрили. Дэйва уже с нами нет, и некому сказать мне, что я не такая уж плохая мать, какой меня всегда считала ты.
Ледяные кубики застучали громче. Мэрили представила, как мать поворачивает стакан туда-сюда, чтобы они впитали всю водку.
– Я позвонила не затем, чтобы с тобой ругаться, мам.
– Тогда зачем?
– Хотела кое-что выяснить. По поводу Сандерсвилля.
– С какой стати тебе понадобилось выяснять что-то по поводу Сандерсвилля? Мы там уже двадцать лет не живем. К сожалению.
Мэрили не стала комментировать очередную попытку матери ее уколоть.
– Просто хотела спросить, не знаешь ли ты Уильяма и Шэрон Вест. Они старше вас с папой, но жили там долгое время, и, может быть, вам они знакомы.
– Ну разумеется, мы их знаем. Не то чтобы хорошо, потому что они старше нас, но они члены того же клуба, что и мы, так что мы в курсе, кто они такие. Почему ты спрашиваешь?
Мэрили не сразу подобрала нужные слова:
– Ты не знаешь, по-прежнему ли они жили в Сандерсвилле, когда вы уехали?
– Не знаю. Серьезно, Мэрили, к чему все это? У меня опять начинается мигрень.
– Один человек здесь знает их. И хочет выяснить, знаю ли их я. И если он будет спрашивать Вестов обо мне, я хотела бы примерно представлять, что они могут ответить.
Мэрили представила, как мать сжимает в руке хрустальный бокал, как элегантно смотрятся длинные накрашенные ногти, как кончики пальцев белеют от слишком сильного нажатия.
– Это зависит от того, хорошая ли у них память. И много ли они читают. Прошло четырнадцать лет – вполне возможно, они вообще ничего не помнят. Во всяком случае, смею на это надеяться.
Щелк-щелк.
– Ну, когда вы с Майклом вновь съедетесь?
Мэрили успела прикусить язык, прежде чем ляпнуть о беременности Тэмми. У нее совсем не было сил обсуждать это с матерью.
– Не скоро. У нас… есть над чем работать.
– Это хорошо. Женщина не должна быть одна. Спасибо Господу за твоего отца. Не знаю, что бы я без него делала. У тебя по крайней мере есть сын. – Она выждала немного, чтобы стрела попала точно в цель. – И, кстати, пока не забыла… думаю, надо тебя известить, что мы решили продать дом в Тайби.
Комната закачалась. И, судя по всему, виной тому был не шторм.
– Нет, мама… ты не можешь… он столько лет был нашим домом. С ним связано столько счастливых воспоминаний…
– Никто туда не ездит, и нет никакого смысла платить за него налоги.
– Но я же говорила, что хочу привозить туда детей. Это такая же часть их детства, как и нашего с Дэвидом…
– Я сказала тебе – не упоминай при мне его имени! У тебя нет права. Нет пра-ва. – Последние слова мать произнесла нарочито смазанно, чтобы показать Мэрили: причина тому, что она говорит такие слова, – алкоголь. Но Мэрили знала, что это не так. Потому что мать говорила их годами.
В окно плеснули брызги дождя, свет вновь погас.
– Мне пора идти, мам. Погода у нас плохая, а у меня сегодня встреча. – Она положила трубку прежде, чем мать успела сказать что-то еще.
Было всего семь вечера, но свет едва-едва лил сквозь оловянные тучи; грязную дорогу и мокрую траву можно было разглядеть только с большим трудом. Мэрили смотрела, как дворники скользят по стеклу, и пыталась не думать о разговоре с матерью. Интересно, сколько еще времени должно пройти, чтобы она, пообщавшись с Дианн, не чувствовала себя опустошенной? Может быть, столько же, сколько должно пройти, прежде чем Дианн ее простит.
Машин было немного, и Мэрили ехала медленно, надеясь к тому моменту, как доберется до Хизер, прийти в хорошее расположение духа и не думать о том, сколько раз им с детьми отказывали в приезде. Ландшафт был по большей части плоский, поскольку территория изначально предназначалась под фермерские поля, но эти скромные надежды давно были оставлены, когда здесь выросли особняки за громоздкими воротами, деревья, покрытые густой листвой, и гигантские фонари с претензией на винтажность, но производившие, по мнению, Мэрили, такое же впечатление, как если бы магазин низких цен заказал витрину у элитного дизайнера, а товары оставил прежними.
Остановив машину у каменно-железных ворот, она подождала, пока охранник в униформе распахнет их, и только тогда открыла окно машины. Потратив немало денег на украшение парадного входа, хозяева почему-то сэкономили на навесе, который мог бы защитить гостей от дождя. Высунувшись из машины так, чтобы охранник мог ее услышать, а дождь не мог вымочить до нитки, Мэрили сказала:
– Я Мэрили Данлап, приехала к Хизер Блэкфорд.
Двигаясь как во сне, охранник раскрыл папку-планшет и принялся изучать вложенный в нее лист бумаги, водя по нему пальцем с такой убийственно медленной скоростью, что Мэрили едва не выхватила у него эту папку. Наконец он нашел ее имя и так долго ставил галочку напротив нее, что Мэрили подумала, он рисует ее портрет.
– Знаете, куда идти? – произнес он, растягивая каждое слово.
