За сеткой труб едва просматриваются завесы пара. Бемби морщится, останавливая шагнувшего вперед Эбенизера.
– Лучше поговорить сейчас. Может получиться и без этого, но я не хочу рисковать.
Его улыбка слышна в голосе не хуже, чем ее недовольство.
– Разве до того у нас плохо получалось?
– Хорошо. – Теперь Бемби попросту злится. – Но я так в третьем тесте ошибалась несколько раз.
Эбенизер позволяет повиснуть тишине, потом просит негромко:
– Пожалуйста, позволь мне попробовать. Боль – это ведь не страшно, а все, что может случиться со мной, – небольшой ожог. Не бойся за меня.
Насчет «небольшого» можно было бы поспорить, но Бемби только отворачивается. У напарника тоже получилось найти ее слабое место.
– Как хочешь.
Вижу, как Эбенизер подстраивается под нее, их манера движений становится все более похожей. Даже когда Бемби неловко соскальзывает с трубы, зацепившись недавно обожженной спиной и коротко выругавшись, напарник эхом повторяет ее слова, а потом – резкий взгляд, брошенный на решетку. Тут же поводит плечами, просит мягко:
– Прости. Все в порядке, продолжай, пожалуйста.
Они словно сливаются в единое целое, отражение друг друга. Синхронность без единого слова. Как у него это получается? Общая пластика, дыхание, даже пульс отличается разве что на пару ударов… Но все-таки отличается. Это подобие доверия только углубляет пропасть между ними.
Похоже, Миротворец выбрал гостя, на котором не работают тесты. Нас вела уверенность в своей силе, в своем праве. Миротворец предугадывал каждое действие гостей, а если что-то шло не по плану – исправлял. Исправлял? Жестоко наказывал тех, кто шел против приказов! Из-за этого едва не погибли люди. Если говорить об Элли, то «едва не» – лишнее. Я так ее любил.
Внутри меня вязкая, глухая тишина, словно я набит ватой, как старая игрушка, и только изредка выступает наружу больная, колючая сердцевина. Я сам не знаю, о ком думал сейчас.
Элли пообещала, что спасет меня, достанет из-под маски Миротворца. Но я успел первым. И теперь, победив, выяснив, что находится в сердце куклы, с сожалением смотрю на обломки. Я хотел этого – снять оболочку, добраться до Электры.
С силой тру лицо. Я должен быть здесь в любом случае. Я все сделал правильно. По крайней мере, делаю сейчас, чтобы пройти последние тесты с сестрой.
Бемби и Эбенизеру остается преодолеть всего пару ловушек, но держать одинаковый ритм здесь невозможно – слишком разные промежутки, к ним должен быть разный подход. У Бемби все быстрей, резче, если ее напарник попробует так пройти свою часть – попадет под пар, и весьма серьезно. Он и попадает, не успев вовремя сменить тактику. Мгновенно разрушается иллюзия идентичности, он отшатывается, тянет напарницу за руку. Неудачно – там ловушка уже у нее. Стоят, максимально натянув цепь, струи пара бьют в пол совсем рядом, одежда мокрая, но не обжигающая.
– Прости, – выдыхает Эбенизер. – Ты была права. Мне нужно было тебе довериться.
Бемби фыркает в ответ, встряхивает головой так, что кудряшки подпрыгивают на плечах.
– Давай это препятствие пройдем, и там будем разговаривать.
– О чем положено говорить? – спрашивает Эбенизер, пробравшись в условно безопасный участок, и садится, согнувшись в три погибели, будто птица на жердочке.
Бемби со своей стороны прижимается к трубам в узком лазе, ей тоже неудобно, но говорит она так, словно в кресле устроилась:
– О чем угодно. – Просовывает руку между труб, чтобы перевязать растрепавшиеся волосы. Нервничает? – Например, я могу рассказать, как мы обсуждали, что Дождь не может быть маньяком. Он не вписывается ни в какие теории и никого не убивает, а серийных похитителей не бывает.
– Я этого не знал, – нейтрально отвечает Эбенизер, тоже перебирая волосы, сплетая дреды в косички. Поднимает лицо к камере, улыбается сочувственно: – Наверное, неприятно, когда тебя обсуждают? Решают, какой ты и кто ты. Называют тебя не так, как ты представлялся.
– Тебе лучше не знакомиться, – резко перебивает Бемби, – с тем его вариантом, который зовет себя Миротворцем. Редкая сволочь и садист. Нынешний мне нравится куда больше. С ним можно договориться.
Ее напарник качает головой, не убежденный. Спрашивает меня:
– Почему Дождь?
Бемби пытается объяснить, Эбенизер с едва заметным разочарованием отводит взгляд от объектива. Замечает:
– У меня дождя не было.
– Да, у Рики тоже, – кивает Бемби. – Поэтому он и не может быть маньяком: психопат не пошел бы против своего ритуала.
– Я в этом не разбираюсь. – Он замолкает ненадолго, щурится. Интересуется: – Вы все там такие? Рациональные.
В вопросе слышится неприязнь, и Бемби поджимает губы:
– А что тебя не устраивает?
Эбенизер только качает головой, меняя тему:
– Вы придумали, как называть друг друга без буквы «Э». Меня можно звать Нэб.
Полицейская кивает, снова повисает тишина.
– Я думала над тем, чему он нас учит, – сообщает Бемби. В голосе одновременно раздражение, удивление и что-то мягкое, почти дружелюбное. – Это действительно доверие, у него получается, но не так, как он думал. Миротворец стал для нас постоянной угрозой, и мы объединились, перед лицом общей опасности. Это как дружба с коллегами, только коллеги всегда с тобой. И вы все одинаково беззащитны перед врагом.
– Не рассыплется ли такое доверие, когда вы переступите порог дома? – задумчиво спрашивает Нэб.
Вопрос риторический, но Бемби отвечает:
– Вряд ли. Во всяком случае, не сразу. Дождь уже не ощущается реальным врагом, но связки работают. И я сейчас позволила тебе вести, хотя ты новенький в доме. Раньше я бы скорее руку себе отгрызла.
Нэб улыбается, медленно спускает ноги со своей жердочки. Бемби вместе с ним скользит вперед. Не идентичны, но дополняют друг друга. Все пары построены именно на этом.
Ворочаюсь в кровати, таблетки не помогают, хотя я выпил сразу две. Дай бог пару часов продремал, но голова ясная – то ли режим аврала включился, то ли спасибо старости. Жаль только, к недолгому сну прилагались кошмары.
Поднимаюсь выпить воды, последняя картинка стоит перед глазами. Вроде совсем нестрашная, просто лицо светловолосого мальчишки, нашего первого пропавшего, опять почему-то подростка, а не двадцатилетнего юноши, но пробирает до мурашек. Из-за выражения? Да оно вроде спокойное, ничего особенного – обычное равнодушное лицо, а жуть берет, когда вспоминаешь.
Где же я его видел? Точно видел, сомневаться не приходится, слишком отчетливо вспоминаю. Если бы у нас фотография была, еще решил бы, что фантазия разыгралась, но чтобы по фотороботу вот так снилось, да еще через полторы недели после начала дела… Это вряд ли.
