Он рассказывает, осторожно наклоняя бутылку. Бемби толкает горлышко губами, отодвигаясь, глотает вино. Признается:
– А я всю жизнь полицейская. Еще в детстве так решила. У меня ведь не только мужа или детей, но и родителей тоже нет. Я их даже не помню.
Упоминание, я открываю его на планшете и очень удивляюсь, обнаруживая Лекс и Винни. Разве прошло достаточно времени, чтобы они проснулись? Оказывается, не только проснулись, но и закончили стимулятор. Улыбаются, машут руками.
– У нас получилось! – подпрыгивает Лекс. – Спасибо, что не яд!
Выпускаю их из одиночек, прыгают теперь в холле бокса, обнявшись. Они счастливы в этот момент: без компенсации снотворным стимулятор превращает кровь в газировку, невысказанные слова перестают быть преградой.
Элли. Электра. Сестра.
Я хочу пройти этот тест с тобой. Сейчас, при всех, я не могу предложить, но вечером… Да. Я расскажу тебе, почему исчезла Бемби. И может быть, там и тогда, не имея возможности увидеть, но слыша твой голос и действуя вместе с тобой, я наконец тебя пойму.
Больно. Каждый раз, когда я думаю об этом, больно. Вопросы «Почему?», «Зачем?», «За что?» наполняют эту рану, как гной, и, пока я не найду ответы, она не заживет.
Смеется Бемби. Говорит:
– Вспомнила одну историю. В архиве работала пара старичков, и у них всегда пахло вином. Сколько их ни проверяли, ничего не могли найти. Потом один ушел из участка, взяли на его место стажерку. И стали у нее выспрашивать, откуда вино. Она весь архив облазила, но тоже ничего не нашла. Старик-коллега только посмеивался, а потом, когда ее обратно в поле забирали, дал на память коробочку самодельных леденцов. – Она снова засмеялась, рука скользнула на бедро, словно за пистолетом. Улыбка померкла. – Я ее всегда с собой носила. Только коробочку, конечно, леденцы давно съела. Он делал их из вина. Рецепт я у него так и не выпросила, сама вычислила примерный. Даже что-то начало получаться… Потом забросила. Носила в коробке покупные.
– Эти леденцы спасли тебя тогда, – тихо, не спрашивая, а утверждая, говорит Нэб. – Леденцы, поиск несуществующего вина и этот старик.
Бэмби молчит, потом кривится.
– Вы всегда говорите то, что хочется услышать. Угадываете что-то, врете об остальном и не думаете, что вранье может убить.
– Разве я вру? – Голос Нэба от вина стал еще более певучим, эмоции, словно едва заметные искры, мерцают меж слов. – Я слышу это. Я чувствую, у тебя здесь, – мягко кладет ладонь на середину груди полицейской, – такой же шрам, как у меня. Рон и Льюис. Две раны. У меня одна. Почти одна.
Бутылку они допивают молча.
– Не в лучшем виде я с ними познакомлюсь, – хихикает Нэб.
Выпрямляется решительно, поводит головой. Кладет ладони на лоб, медленно ведет вниз – ниже линии рук еще живое лицо, а над ними – вежливая маска. Бэмби смотрит на напарника без одобрения, роняет:
– Зря.
– Разве ты не сделала бы так же?
– Раньше сделала бы.
Бемби отступает, Нэб получает очередной ключ и дверь открывается. Наконец-то ко всем остальным. Звенит упавшая на пол тарелка, немая сцена раскалывается радостью. Громче всех кричит Рика:
– Ничего себе улов! Привет, меня зовут…
Выбегают с лестницы Лекс и Винни, все обступают новенького.
Не все.
Элли стоит отдельно от дружной толпы, у ног – осколки разбитой тарелки, пятна кетчупа раскрашивают белые сколы.
– А это сестра нашего маньяка, – указывает в ее сторону Рика.
Мгновенный прищур глаз, улыбка такая, какой у Миротворца и в лучшие дни не получалось. Но тут же – взмах рукой:
– Элли Майлз! Рада знакомству.
Нэб вежливо склоняет голову, но вряд ли он забыл, что Бемби торопилась спуститься именно из-за девушки Элли.
Толпа разбивается на группы, новенький пока еще в центре внимания: именно к нему присматривается Бет, его руку встряхивает Эл. Но все-таки Бемби уже спрашивает о чем-то Мори, а Винни бурно жестикулирует, объясняя: не предупредить о том, что ждет в боксе, было охренеть какой плохой идеей.
– Элли!
В общем шуме выхватываю именно это. Ее нет на экране, и я не пытаюсь искать, но Эл идет под камеру.
– Не переживай. Мы все равно выйдем вместе.
Холодный смешок невидимой сестры звучит неожиданно отчетливо:
– Не надо меня утешать. Я сама могу решить свои проблемы.
– Не обязательно решать все самой, – серьезно говорит Эл. Протягивает руку татуировкой вверх. – Мы выжили там вместе, помнишь?
Говорит что-то еще, понизив голос, гомон остальных заглушает его. Все-таки меняю ракурс, вижу, как сестра поджимает губы с выражением жестокого упрямства.
Сказать сейчас, при всех? Не могу. Я хотел сделать это вечером, наедине. Я вообще живу где-то между желанием сблизиться с ней и желанием оттолкнуть, так и оставить девятой, лишней.
– Вы прошли тесты за один день, – попадает в паузу замечание Бет.
Теоретики, обсуждают, почему я это позволил. Приоткрывает карты Бемби:
– Он предложил мне подняться еще до переезда на четвертый этаж. Я решила пойти позже. Думала, вы будете действовать по плану.
– Не вариант, – качает головой Эл. – Элли сказала, там тупик, бокс отрезает выход к дверям.
Все взгляды скрещиваются на моей сестре, она дергает плечом:
– Хотите, проверьте сами.
– Я не это имел в виду, – теряется Эл.
Лекс перебивает белый совет приглашением за стол. Шутки, всеобщее оживление, взрывы смеха, словно гвозди, которые вколачивают мне в виски. Мелькает оповещение, тапаю по нему, даже толком не прочитав. Оказывается – упоминание. Нэб тихонько отделился от компании и спрятался в спальне, с ним же заперт дрон, сидит на шкафу, подзаряжаясь.
– Здравствуй, глаз Миротворца, – улыбается гость. – Придешь ко мне?
Аккуратно сажаю коптер на колени Нэба, ракурс очень непривычный. Он гладит теплый бок дрона, тот слегка паникует, сыпя оповещениями. Отключаю их.
– Ты ее любишь, – тихо говорит Нэб, и у меня замирает сердце.
Как он понял?… Я не собираюсь отвечать, вырывается само собой:
– Я не знаю.
– Вы близнецы, – мягко улыбается он. – Вы всегда будете одинаковыми, во всяком случае, внешне. У вас были общие книги, фильмы, игры. Одни на двоих детство, слова, мысли. Близнец – это даже больше, чем просто сестра, это еще один ты. А потом что-то сломалось.
Мой смех похож на кашель. Да, Нэб, именно сломалось.
Его ладонь зависает в воздухе, когда дрон стремительно прячется в вентиляцию. Темные глаза поднимаются к камере.
– Я сочувствую тебе.
