Словно проворачивает в ране отравленный нож. Переключаюсь на случайную камеру, оказываюсь в пустой спальне. Ноет что-то внутри.
Да, Нэб, сочувствуешь. Еще одно точное слово, удивительно безжалостное, в том числе по отношению к тебе самому. Ты так мастерски выбираешь слова, что я понимаю, почему люди верят в магию. Не знал бы, сколько ты прошел курсов разной психологии, тоже бы поверил.
Дверь комнаты, оказавшейся на моем экране, распахивается, вваливается еще хохочущая Рика. За ней шагает Мори, смотрит, как кузина падает на постель, раскинув руки. Просит:
– Давай спать.
Кажется усталым, словно этот вечер выжал из него остатки способности выглядеть бесстрастным. Рика сердито хмурится, стремительно хватает конец и без того измочаленного галстука. Тянет на себя. Мори покорно перегибается через решетку кровати, даже не пытаясь сопротивляться.
– Гребаное ты совершенство, – вздыхает Рика почти с завистью, накручивает шелковую ткань на кулак.
Мори в самом деле умудряется выглядеть непринужденно даже в такой позе, смотрит на кузину с ангельским терпением. Качает головой:
– Я вовсе не…
– Заткнись! – яростно рявкает Рика, не давая ему договорить.
Дергает сильней, напрягаются под рубашкой схватившиеся за решетку руки Мори. Подводит рана, на миг на лице отражается боль, и он неловко падает на кровать. Тут же откатывается, опираясь на здоровую руку, Рика сверкает глазами скорее сердито, чем виновато.
– Всю жизнь так! Я делаю тебе больно, а ты словно не замечаешь!
Мори накрывает ладонью ее кулак, все еще стискивающий галстук, но в жесте больше ласки, чем попытки освободиться.
– Я люблю тебя. Всегда любил, моя глупая младшая сестра.
– Брат, – кривится Рика. Рывком притягивает Мори к себе, смотрит прямо в глаза: – Никогда не хотела быть твоей сестрой.
Целует, перехватив за шею так, что отодвинуться нет шанса. Мори и не пытается, отвечает на ее злость мягко, с болезненной нежностью. Только когда Рика отстраняется, начинает негромко:
– Это неправильно…
Запинается, заглянув в глаза кузины. Кажется, услышать можно, как отсчитывает последние мгновения часовой механизм, прежде чем взорваться:
– Плевать я хотела на все правила, законы и постановления! Я с этим «неправильно» с пятнадцати лет жила. Я так боялась тебя потерять, что сама сожгла все мосты. Но ты меня не отпустил. И после этого ты еще веришь в правила?
Внезапным броском подминает кузена под себя, садится верхом, стискивая чужие бедра. Прижимает пальцы к губам Мори, вечно искусанным, шелушащимся, склоняется к самому уху:
– Ты ведь именно это не решился сказать, верно, «брат мой»? У нас с тобой общее помешательство.
– И общий страх, – улыбается Мори. – Я так боялся тебя потерять. Но больше никому не отдам.
За спиной мяукает котенок, я, очнувшись, прерываю трансляцию. Наконец-то этот день кончился. Можно спать. Еще одна пара поговорила, даже не во время теста, просто так. Не зря. Все не зря.
Оповещение: Бемби и Нэб пошли в очередной бокс.
Хочется взвыть. Сколько можно, ложитесь спать, пожалуйста! Я даже усложнить ничего не могу, чтобы прозрачно намекнуть, что это наглость. Хоть остальное боксы заблокирую, а то они так и дойдут до выхода.
Позади меня опять недовольное мяуканье. Начинаю оборачиваться, когда рот и нос накрывает чужая ладонь, в шею вонзается игла. Даже не успеваю толком испугаться, веки смыкаются сразу. Мелькает последняя, совершенно дурацкая мысль…
Господи, наконец-то я высплюсь.
Внутри
10 октября
Просыпаюсь медленно, какими-то странными толчками. Слишком яркий свет, слишком белые стены. Твердый пол бокса под спиной. В подвале, который я и збрал своим логовом, будет не так, но пока идет стройка, я часто ленюсь спускаться туда. Сажусь, тру лоб. Мне давно не снятся сны, разве что старые кошмары. Этот же был таким долгим и таким странным! Хорошо, что у меня еще есть время все изменить…
Запертая дверь возвращает к реальности.
Вопрос, какой этаж, появляется и исчезает. Конечно второй. Только здесь сочетаются разделенный надвое прозрачный бокс, как на шестом, и ячейки для передачи инструкций, как на четвертом.
Внутри бурлит энергия – я много дней не высыпался, не чувствовал себя уверенным и сильным. У меня не было противника, с которым надо бороться, или цели, которую нужно достигнуть. Я лишь наблюдал, внося изменения по мере сил, и это вымотало меня, заслонило все стеной вопросов. Научило сомневаться. Сейчас, кажется, все вернулось к началу.
Оглядываюсь – за перегородкой никого, к панели считывания отпечатков неряшливо прилеплена большая красная кнопка. К основному механизму бокса не подключена, можно отодрать и проходить тест. Вот только для себя я задания не писал.
Встаю. Чувствую, как Миротворец расправляет мои плечи, придает лицу надменное и насмешливое выражение. Тебе не победить, сестренка. Я абсолютно уверен, что именно тебе обязан столь оригинальным пробуждением.
Жму на кнопку. Звучит несколько тактов моего победного марша. Неужели нажать на большую красную кнопку – это тоже акт доверия?
Трещат динамики, режут уши писком. Шорох – видимо, Элли отодвигает микрофон подальше от колонок.
– Доброе утро, братик!
Поворачиваюсь к камере точно выверенным движением, сцепляю руки за спиной. В голове взвиваются испуганные мысли – мысли Эдриана Рейна, чьи ошибки привели нас сюда. Но я – Миротворец. Я должен быть им. И когда я поднимаю взгляд к объективу, я он и есть.
– Глупая шутка, Элли.
Тихая угроза звучит в моем голосе. Сестра только весело смеется. Отвечает не то насмешливо, не то обиженно:
– Мог бы уже называть меня Электрой. Неужели ты не понял, братик? Это вовсе не шутка. Это твой тест.
– Хорошо. – Я спокоен. Совершенно спокоен. Уверен, что пройду любое испытание с легкостью. – Что делать?
– Ты решай. Это ведь твой тест.
Слова словно удар под дых, выбивающий из меня Миротворца. Понятно, что она имеет в виду, – ей плевать, что именно я буду делать, она поймет, что я выполнил условие, по моему виду. Это ведь второй этаж. Нужно сломать себя. Но что именно мне делать?
– Лекс накрасится. Эл расскажет, как ненавидит отца и мать. Бет…
– Я знаю, что будут делать они, – прерывает сестра. – Но это не интересно. Это не для тебя.
Киваю, сажусь на пол у стены, смотрю в камеру.
– Конечно, не для меня. Мне легко сказать что угодно, одеться как угодно, хоть голышом станцевать для тебя. Мне – нам – плевать на все это. А здесь нужно сделать то, чего боишься. Даже больше – то, что кажется тебе невозможным.
