По спине волной пробегают мурашки, испарина выступает на лбу. Я чувствую теплое дыхание и дрожу теперь от этого, а не от холода.
– Закрой глаза, – тихо советует Бет, – представь, что я – просто большая грелка. Все хорошо. Тебя никто не обидит.
Пытаюсь последовать совету, но дрожь только усиливается, скапливается в горле комом. Холодный пол. Теплый плед. Горячее тело за спиной, тонкие руки скрещены на моей груди, вроде бы слабые, но держат крепко. Жжет глаза даже под веками, слипаются ресницы. Что это? Почему мне так горько и почему при этом не хочется отодвинуться?
Сколько лет меня никто не обнимал? Касаюсь ее запястий, накрываю ладонями. Прикусываю губу – утро, скоро все встанут, мне нужно проходить бокс, не хватало расплакаться. Тем более так глупо, от этой странной, невозможной близости.
Кого я обнимал в последний раз? Сестру. Тогда, в тот чертов день, вытаскивая ее из машины. Но преследовавшее вчера удушье не приходит. Вместо него неожиданно спокойное осознание – конечно, я ведь опять в той же ситуации. Электра сделала что-то, и я пытаюсь выжить. Правда, на этот раз угроза касается только меня, других заденет разве что рикошетом. Я сделаю все, чтобы им это серьезно не навредило. А они, похоже, собираются сделать то же самое для меня.
– Доброе утро! – радостно восклицают динамики. – Хотите завтракать?
Вялое шевеление. Всклокоченная Лекс смотрит в камеру осуждающе, Бет незаметно отстраняется, видимо, как и я, не желая провоцировать Электру. Резко подскочившая Рика прижимает подушку к груди. По лицу видно – соображает, не запустить ли ею в камеру.
– Хотим спать, – выражает Рика общее мнение. – А что, пиццерия опять открыта?
– Оплата одним-единственным человеком, – смеется сестра. – Братик, а как же досидеть до полуночи и сразу пойти в бокс?
– В сутках от этого не станет меньше часов, – объясняю, садясь.
Фырканье. Я почти вижу, как она морщит нос, улыбается зло:
– Тогда надо тебя ускорить! Как насчет усложнения за каждый час, прошедший после полуночи?
Молча встаю, оглядываюсь на Мори. В таких условиях нам действительно лучше поторопиться. Однако тот не собирается никуда бежать, смотрит в камеру, щурясь.
– Как ты собираешься высчитывать усложнение? У ловушек три режима, и ты не включишь простейший, даже если войти в бокс в полночь.
– Попробуй и узнаешь, – смеется сестра.
– Через полчаса. – Мори встряхивает очками, разворачивая дужки.
Мори прав. Лабиринт в целом имеет всего одну схему для каждого. Даже если для меня Электра включит схему Бемби, как самую сложную, я справлюсь – я тестировал все варианты. Мори со своей половиной справится тем более.
Напарник занимает очередь в ванную, а я, пользуясь моментом, запускаю пальцы в волосы, разбираю хвост. Расчесать его мне нечем, но даже так будет лучше. Попадаются запекшиеся от крови пряди, я раздираю их. Стягиваю резинку, обнаруживаю, что та начала рваться. Лопнет – придется искать, чем заменить. Ходить с прической в стиле эльфийского принца ужасно неудобно.
– Эдриан, – тихо окликает меня Бет. Протягивает расческу.
Благодарю неловко, так в самом деле намного удобней, и через полчаса я чувствую себя чуть более похожим на человека. Помятого, раненого, спавшего на полу, но все-таки.
В департаменте привычно шумно и непривычно много трезвонит телефон. Внезапно оказывается, что у мисс Майлз хватает если не друзей, то хотя бы приятелей, которые обрывают линию с самого утра. Сажаю Шона отвечать им, молча переглядываюсь с напарниками. Не вписывается. Хоть убей, не лезет Элли в схему «живет одна, ни с кем не общается». Но ведь сообщили о пропаже тоже с большим опозданием – последний звонок с телефона мисс Майлз был двадцать седьмого сентября утром, вечером того же дня ее видели в спортзале. Если предположить, что тогда она и пропала, значит, до заявления прошло две недели.
Захари копается в телефоне Элли, Эзра общается с фейсбуком, а у меня неожиданно есть время подумать. И я, подумав, звоню миссис Роуз с ее «милым подростком». Потому что именно в этой больнице лежала Электра Рейн сразу после аварии без малого десять лет назад.
– Девочка? – задумчиво переспрашивает медсестра. – Ну да, может быть, и девочка. Ой, да, точно! Как же я могла забыть! Но лицо точь-в-точь такое!
Не точь-в-точь, но брат и сестра в самом деле похожи. Собираюсь поблагодарить и повесить трубку, когда мне в ухо тараторят:
– Я узнала, к кому приходил тот второй милый мальчик! Все время забывала вам позвонить. Доктор Литтл, конечно же!
– Элбет Литтл? – переспрашиваю.
– Да, да! Только он к ней так и не попал. Сидел под дверью, сидел. А потом – раз, и ушел. Записи у него не было, очередь он тоже не занимал, даже не пытался. Так странно…
Поддакиваю миссис Роуз, одновременно листая дело десятилетней давности. Не нравится мне степень косвенности улик. Еще больше не нравится, как стремительно все тогда решили. И мальчишка, бродяга с лицом покойника.
Хотя как раз он мне, пожалуй, заочно нравится. Хотя бы тем, что живой.
Электра обещает, что остальные смогут пройти, когда я закончу тест, так что на лестнице собираются все, переговариваются тихо. Мори пропускает меня к двери, но я медлю. Напоминаю камере:
– Я проходил этот бокс. С тобой.
– Но ты не сделал татуировку, – реагирует Электра так быстро, словно ждала этих слов. – Значит, придется проходить заново.
Рука в нише. Так странно видеть на своей коже татуировку гостя, читать раз за разом свое имя и назначенную мне роль. «Жертва». Знаю, это просто издевка, ложь, но она слишком точно накладывается на мой страх, обжигает сомнением – вдруг так и есть? Вдруг это – то, как меня видят? Слабый, неспособный справиться ни с чем. Но тут никто и не должен справляться один. Просто раньше у Эдриана в напарниках был Миротворец, а теперь – живые люди.
Двери открываются. Замираю, в ужасе глядя на лабиринт. Он выглядит кошмарно. Хуже, чем для любого из гостей. Невероятно сложно. Автогенерация. Она использовала автогенерацию.
– Зачем? – отчаянно спрашиваю камеру. – Я же здесь не один. Ты ненавидишь только меня, давай решать это между собой!
– Я тебя тоже просила, – зло напоминает сестра. – Что ты мне ответил?
Сжимаю кулаки, но все равно пытаюсь добиться помилования:
– Что мне сделать, чтобы ты упростила лабиринт? Хотя бы его половину, пожалуйста!
Слушаю тишину. Мори спокойно подходит к трубе, застегивает наручник. Говорит не оборачиваясь:
– Ты знаешь, что она хочет получить. Нет смысла торговаться.
Я все-таки жду еще несколько секунд, беспомощно надеясь на что-то. Но Мори прав, мне нечего предложить, сестра и так получит все, что пожелает. Можно только пройти тест.