Вспоминаю свою последнюю стрижку, и холодок проходит по спине. Я не суеверен, но некоторые сцены накрепко въедаются в мозг, заставляя избегать всего, что с ними связано.
Отправляю пиццу оставшейся на десятом паре, ставлю себе кофе.
В боксе камер больше, чем в комнатах отдыха, – мне нужно видеть все в подробностях. Электроника фиксирует движение, последовательно переключая картинку, я слежу за гостями краем глаза, готовя завтрак. Пока у них получается недурно, но это только разминка перед испытанием. Всего-то и нужно, что перелезать через трубы одновременно с напарником, не дергая его за руку.
– Эй, осторожней! – вскрикивает Элли, едва не вывихнув запястье.
Винни замирает, проворчав что-то невнятное. Стоит, опустив голову, кусает губы. Здесь нет привычной тебе иерархии, невозможно понять, кто главный, и ты понемногу начинаешь пробовать окружающих на прочность, верно? Не стоит начинать с Элли. Она кажется восторженным золотистым спаниелем, но спаниель – охотничья собака.
И здесь нельзя молчать. Не в этом боксе, где сетка труб не позволяет разглядеть напарника, но от слаженности действий зависит все. Вы должны переговариваться, подстраиваться друг под друга, словно в танце. Мой любимый тест. Я проектировал его одним из первых: сначала полностью настроил на себя, потом добавлял программы, рассчитанные на гостей. Автогенерация была самой интересной частью, но потом я отказался от нее – выходило слишком сложно.
Винни, неожиданно выругавшись, спрашивает:
– Как ты там пролезаешь? Я тощий, но все равно едва протискиваюсь. Или с твоей стороны больше места?
Самая длинная речь с тех пор, как он проснулся на крыше.
– Разве что по меркам мыши, – смеется Элли, пытаясь проползти в крохотное окошко частой сетки. Не самое удачное место, но я бы тоже выбрал его. Заглядывает на сторону Винни, присвистывает: – Ну и лабиринт у тебя!
Тот не отвечает, протискиваясь между двумя трубами. Скептически поджимаю губы – правило «если пройдет голова, то и остальное пролезет» никто не отменял, но, если он застрянет, как ребенок, засунувший голову между балясинами лестницы, выйдет глупо. Ему, однако, везет. Видимо, еще сильней похудел на пиццах, хотя вроде дальше некуда.
– Блин, а я думала, хуже быть не может, – стонет Элли. – Наш маньяк увлекался Эшером. Очень старался нарушить законы трехмерного пространства!
Если у них будут проблемы, они начнутся сейчас.
– Надо одновременно, – тихо говорит Винни.
– Да вижу, – беззлобно огрызается напарница. – Давай пробовать.
К моему удивлению, получается. Элли смеется, плавно проскальзывая между препятствиями, разве что не напевает в такт. Винни, стиснув зубы, повторяет ее движения так быстро, как может. Невольно думаю, как интересно было бы пройти этот бокс с ней, – я ведь тестировал его в одиночестве, с напарником все должно быть иначе. Не просто вызов, но единение, близкое тепло и дыхание, общий ритм.
Винни шипит сквозь зубы. Они дошли до ловушек. Не так опасно, как шипы на седьмом, но ожоги можно получить неприятные.
– Эй, что у тебя там? – беспокойно спрашивает Элли.
– Пар… – Винни пятится, вынуждая ее тоже отступать.
На трубы предыдущего участка они налетают одновременно. Винни заглядывает к напарнице, выдавливает:
– Извини.
– Нормально все. – Камеры смотрят сверху, лиц не разобрать, но я уверен, она улыбается. – Хотя в следующий раз все-таки сообщай, что делаешь. Желательно – словами через рот!
Он быстро кивает, касаясь лбом решетки. Наверняка кусает губы.
– Идем? – говорит невнятно.
– У тебя промежуток, да? – догадывается Элли. – Бежим!
Стискиваю чашку. Для меня тест – карта с чередой точек с таймерами, и та, что перед Элли, мигает красным. Две секунды, одна, они не успевают! Дергаюсь к мышке, указатель пролетает мимо ловушки, выскакивает предупреждение: «Изменить эту часть лабиринта? Внимание: изменения могут повлечь за собой угрозу жизни гостей». Крик Элли:
– Тащи!
В развернутом окне видно, как она падает ничком перед бьющей с потолка белой струей, Винни не останавливается, и Элли пролетает по гладкому полу, как на санках, врезается в трубы, но не вскрикивает. Винни замирает, вздрагивая, рука вытянута далеко назад – он пытался уберечь напарницу от удара. Напряженный, съежившийся, и все-таки на миг под обликом нелюдимого бродяги проскальзывает… гордость?
Элли встает, охая, задирает майку, скептически рассматривает ободранную кожу на животе. Оборачивается к напарнику:
– Ты как? Извини, у меня пар сверху пошел, не успевала затормозить.
– Нормально, – хрипит Винни. Закашливается, вскидывает голову, выискивая камеру. Скажет мне что-нибудь?
Нет. Конечно нет. Рано. Он еще не научился огрызаться на того, кто сильней. Но зеленые глаза щурятся, и сладкая дрожь в желудке подтверждает: скоро мне попытаются угрожать. Странно оценивать успехи гостей по собственным рефлексам, но критерия верней у меня нет.
Они идут дальше, то прорываясь вперед, то отступая, не всегда успевая предупредить напарника, падая и вытаскивая друг друга. Элли злится, торопится, Винни попадает под струю пара. Его едва задевает, но напарница тут же становится осторожней. Адреналин, верно? От него ты становишься другой. Забыла про это? Даже про это?
Вскоре ловушка накрывает уже ее. Она, вскрикнув, бросается вперед и стягивает через голову майку, оставляя ее болтаться на цепи наручников. Левый бок весь красный, Элли кривится, с наслаждением прижимается к холодной трубе. Вспомнив о напарнике, говорит:
– Меня тут обожгло, извини. Ты там как?
Я, спохватившись, включаю дрона, ныряю в сплетение труб. Судя по тому, как Винни прижимает ладонь к животу, будет роскошный синяк, на лбу кровоточит ссадина. Медленно выпрямляется, выравнивает загнанное дыхание. Обреченно спрашивает:
– Далеко еще?
– Я откуда знаю! – Элли взмахивает руками, звенит цепь наручников. – Если эта часть такая же, как до ловушек, столько же, сколько прошли.
– Идем назад.
Больше похоже на констатацию факта, чем на просьбу.
– Эй, ну ты чего? – Элли повисает на сетке, как ребенок, упрашивающий родителей остаться в зоопарке еще на часок. Обжигает ладонь о трубу, подающую пар, отшатывается, но продолжает убеждать: – Мы уже так много прошли! Мы сможем!
– Нет.
Он не объясняет. Стирает текущую в глаза кровь, тяжело опираясь на решетку. Что ж, это все равно серьезный прогресс. Элли молчит, и я жалею, что не могу разглядеть ее лицо.
Какое оно, когда от тебя требуют отступить? Стискиваешь ли ты зубы, блестят ли глаза яростью? Я хочу увидеть это твое лицо.
Но Элли только коротко выдыхает, интересуется:
