Выпиваю обе таблетки, откидываюсь на кровать. Камера надо мной.
– Спасибо, – улыбаюсь ей. – За то, что пришла ко мне в подвал. За то, что я здесь. За все, что ты делаешь со мной, за то, какой ты была раньше, когда была Элли, и еще раньше, в нашем детстве.
Динамики отзываются шорохом, дыханием. Негромкими словами:
– Давай я расскажу тебе сказку, братик.
Киваю, глядя в объектив. Жду.
– Жила-была принцесса, – начинает сестра. – Красивая, умная, веселая, смелая. И король с королевой ее любили, и брат-принц восхищался. Но однажды принцесса стала замечать, что что-то… Неправильно. Что ей нравится то, что другим противно, что ей не интересно то, что другие любят. Она чувствовала себя словно шпионка в стане врага, которую вот-вот разоблачат. Уже должны разоблачить, но почему-то не делают этого. Притворяются, что все в порядке. – Динамики дышат, сглатывают. – Ей хотелось быть другой. Правильной, такой, чтобы хотеть того же, что все, чтобы понимать, что они имеют в виду, когда говорят «люблю». Но у нее не было другой себя. Только такая, неправильная. Оставалось жить с тем, что есть, и с отчаянным желанием понять, как они все не догадываются, не замечают, что она ничего не чувствует. А потом оказалось, что все-таки чувствует. Ненависть. Ко всем. Ей, оказывается, очень хочется убить их всех. И себя тоже. Потому что, помнишь, она мечтала быть правильной? Но не могла. А убив, стала бы совсем неправильной. Для всех. Даже для терпеливых короля, королевы и глупого принца, который ничего не замечал.
– Я…
Как много хочется сказать! Как жаль. Как больно. Я, кажется, впервые готов признать – ей было больно тоже. Сейчас и всегда, а я не замечал. Но таблетки. Может, она потому и решила рассказать мне эту сказку именно сейчас? Не хотела слушать, что я отвечу. Не могу бороться со сном. Не уверен, что получилось сказать даже простое «извини». «Я не хотел, прости меня».
«Я люблю тебя, даже зная все это. Правда люблю».
Снимать нас собираются прямо в приемной приюта, фотограф расставляет технику, наготове гример и взмыленная девушка с бейджиком «Рейчел». Жалуется:
– Мы думали, Нэб придет, поможет, я одна тут забегалась совсем!
– Он здесь работает? – уточняю по привычке.
– Да нет, волонтерит иногда. Он не обещал, что придет, но я предупреждала, что сегодня Ребекка не сможет, и хорошо, если он подменит…
Щебечет, причесывая предназначенного мне в фотонапарники огромного рыжего кота с драным ухом. Мы смотрим друг на друга с сомнением.
– Так что Нэб не пропал, вы не думайте, – улыбается Рейчел. – Но если вдруг он перестанет появляться, мы вам обязательно позвоним!
На том и договариваемся. Мне вручают кота с наставлениями:
– Вы не стесняйтесь! Погладьте его, за ухом почешите. Он только с другими котами дерется, а с людьми – просто душка.
Поглаживаю рыжий загривок. Нас с котом вертят туда-сюда, заставляют меня сесть на пол, поднять эти пять килограмм счастья себе на плечо. Кот шипит и впивается когтями, но терпит, как, впрочем, и я. Под конец фотосессии проникаюсь к зверю чем-то вроде чувства боевой солидарности – вместе пережили целый час мучений, причем, судя по довольному лицу фотографа, не зря. Хотя я бы все равно скорее собаку завел. Жаль, с моей работой нельзя – слишком часто домой только поспать возвращаюсь.
14 октября
Просыпаюсь медленно, еще достраивая снежный замок, который должен был стать чьим-то домом, и обдумывая, как буду его защищать. Не могу поверить – мне что, правда снился сон? Обычный человеческий сон. Какое счастье. Еще одно счастье – странное чувство, которое я не сразу узнаю, – отсутствие постоянной боли и усталости. Кажусь себе невероятно легким, хочется подскочить и помчаться делать – да что угодно!
Затормозить сложно, но я справляюсь. Встаю медленно, прислушиваясь к ощущениям. Неловко опираюсь рукой на край кровати, морщусь. Странно вспоминать, что неда вно не замечал боли, но скоро опять перестану. Действие таблеток кончится, а с ним и это счастье.
Оказывается, не страдать ежесекундно приятно, и думается лучше. Судя по тому, что в общей комнате никого, сейчас глубокая ночь. В желудке урчит, я наливаю себе стакан воды. Это улучшает мои мыслительные способности настолько, что я хлопаю себя по лбу. Не обязательно будить сестру, чтобы обратиться к ней.
– Запись, – говорю отчетливо, глядя в камеру. – Тебе не интересны остальные, но интересен я. С ними ты дружила. Я могу сделать что-нибудь, чтобы ты их отпустила? – Делаю паузу. – Второй вопрос. Продукты. Сейчас, надеюсь, все переживут голодовку, но еды в доме не хватит, чтобы дожить до первого этажа. Если ты хочешь что-нибудь в обмен – пожалуйста, скажи. Ты знаешь, я сделаю все, что потребуется. Конец записи.
Остальные, видимо, спят, готовить не из чего. Зато есть книги, и я прекрасно провожу время в обнимку с графом Монте-Кристо. Нужно предложить и дальше читать вслух. Сестра тоже будет слушать, а история нам обоим, по-моему, подходит. Жалко, до конца точно не доберемся, а я бы хотел. Я помню, как оно заканчивается.
Он потратил всю жизнь на месть. Хорошо, что мы не тянули так долго. Я не тянул. Если бы я это не начал, сестра жила бы, как прежде, может, не самым счастливым в мире человеком, но и не такой, как сейчас, когда я не знаю, не убьет ли она кого-нибудь. Если только меня, это не страшно, но сможет ли она остановиться, отомстив?
Бет вчера посоветовала не недооценивать Элли. Интересно, Электра и Элли – это разные личности? Или как было у меня с Миротворцем, только наоборот? Или как-то еще?
Как я скучал по собственной способности адекватно рассуждать! Понятно, что это ненадолго, но все равно приятно.
– Поздно спохватился, братик, – сладко зевают динамики.
– Что ты имеешь в виду? – Я замираю.
– А я уже всех отпустила. Но недалеко, только до ближайшего холодильника с едой.
– Как тогда мне проходить боксы?
– Не знаю. – Она снова зевает и наверняка улыбается. – Сам решай.
Заглядываю во все комнаты – в самом деле никого. Вряд ли она мило предложила уйти и они согласились. Самонадеянно так думать, но они бы меня не бросили… Правда же?
Спускаюсь к боксу, вкладываю руку в нишу. Дверь открывается.
Левая половина заблокирована, правая открыта. Очень хочется надеяться, что сестра решила стать моей напарницей, но я гоню идиотский оптимизм. Не верю. Ужасно жаль, но она не могла так поступить.
Темно и тихо. Я прикусываю губу. Что, если они правда ушли и я остался один? Что мне делать, если так?
– Привет, – зову едва слышно, сам не зная, чего хочу больше – ответа напарника или насмешек сестры.
За перегородкой шорох.
– Привет, – хрипло отзывается Винни. – Ты как?
– В порядке. – Не понимаю, о чем он спрашивает. Я просто спал, а они… – Извини, я…
