На подстанции Пашка нашел себя в раскладке на день. Он стоял один на 11-й бригаде с водителем Рыжиковым. Конечно, Рыжиков – не самый классный напарник, лучше было бы работать с молодым веселым евреем Борькой Буничем (Борька возил с собой гитару, пел забавные песенки и с ним запросто можно было закадрить каких-нибудь девчонок), но Рыжиков так Рыжиков. Пашка получил в диспетчерской карту с нарядом в Сыр-Бор и пошел звать Рыжикова.
Рыжиков Пашкиных надежд не разделял. Купаться он совершенно не хотел, хотя день обещал быть жарким, а вот перспектива целый день простоять на пляже вдалеке от вожделенных помоек его совсем не радовала. Занзибар пытался расшевелить его воображение картинами девушек в купальниках, но Рыжиков был кремень. Судя по всему, в купальнике он мог представить только свою Марь Степановну, дефилирующую по даче в нижнем белье. А это, похоже, не вдохновляло даже его.
На пляж прибыли вовремя, успев заехать за квасом. Пашка, осмотрев место дислокации и оценив отсутствие отдыхающих, быстро разделся и лег загорать. Рыжиков в клетчатой рубахе и шляпе мрачно прогуливался вокруг машины.
Часам к одиннадцати солнце начало припекать, и Пашка, хлебнув кваску, решил окунуться. Вода была приятно-прохладная, Пашка плескался как молодой дельфин. Он доплыл до крылатского берега, вернулся назад, понырял то ли с ветлы то ли с ивы, склонившейся над берегом.
Дальше планировался заплыв на спине. Пашка лег на спину и начал отрабатывать технику плавания без рук и ног вдоль и поперек реки. Случайно взгляд его упал на берег.
Машину скорой помощи видно было плохо. Но зато хорошо было видно открытый задний люк «Рафика» с красной поперечной полосой.
«Беда! Кого-то грузят! А я тут плескаюсь. Гад Рыжиков не позвал. Или позвал, да я не слышал… Скандал будет!» Пашка красивым кролем рванул к берегу.
Рафик заехал в песок достаточно глубоко. Задний люк был открыт. Сзади Рыжиков, шумно отдуваясь и вытирая пот, совковой лопатой грузил песок в чрево автомобиля.
Приключения Жени в девятой бригаде
(воспоминания о 2011-м)
Интерн Женя была хорошей и умной девочкой, работа на скорой ей очень нравилась. Синяя облегающая футболка подчеркивала высокую грудь, а штаны – округлые ягодицы, Женя ощущала себя настоящим ковбоем, покорительницей прерий, обкатчицей диких мустангов и метательницей лассо. В качестве мустангов выступали больные, а в качестве лассо – медицинский ящик. Женя уже отработала несколько смен и на линейных бригадах, и на «восьмерке» (бригада интенсивной терапии), и даже на акушерке. А сегодня ее посадили на «девятку» – реанимобиль.
«Девятка» – бригада особая, женщина на ней одна – доктор Анюта. Анюта, несмотря на свои 45, ягодка не опять, а вообще. Причем ягодка маленькая, всего метр пятьдесят, но удаленькая – доктор великолепный, опытный, даже повоевать успела. А остальные врачи и фельдшеры – мужики. Поэтому девочек на бригаде любят, особенно симпатичных. И Женю приняли с радостью. Вручили «уши» и сказали, мол, будешь лечить. Особенно фельдшер Равиль радовался – он каждой девочке радуется.
Для меня девочка Женя, конечно, была проблемой, но скорее забавной. Она заканчивала мой институт, и мне было интересно, чему же там теперь учат.
Первый вызов мы получили около девяти утра. Повод был, конечно же, ОКС-1. Кто придумал такие поводы, я знал, и поминал его каждый раз незлым тихим словом. Некоторых людей во Францию пускать нельзя. Нормальные там устриц и омаров едят, а этот в командировке на парижской скорой зависал. И вытащил оттуда опросники, по которым программа сама выставляла предварительный диагноз. Проблема была только в том, что французская система скорой от нашей сильно отличается, и там реанимобили на подобную ерунду не ездят, такая сортировка нужна для очередности вызова.
Дядька моего возраста, примерно под полтинник, сидел на кровати в трусах и футболке с изображением Колизея, жалуясь на боль в грудной клетке, сердцебиение и холодный пот. В дверях маячила жена. Фельдшер Виталик встал в боевую стойку и, не дожидаясь осмотра, снял ЭКГ. Женя быстро посмотрела пленку. Я тоже глянул – на кардиограмме определялись синдром ранней реполяризации и небольшая синусовая тахикардия.
– Что беспокоит? – спросила Женя.
– Да вот болит, сердцебиение и взмок я весь.
– Давно болит?
– С утра. Как проснулся.
Женя приложила фонендоскоп к груди больного, померила давление: 150/100 при норме 130/80.
– А нагрузка вчера была какая-нибудь?
– Да. Мы с коллегами в футбол поиграли после работы, но немного.
– А раньше такие боли бывали?
– Иногда.
Женя потыкала в грудную клетку, провела пальцами по ребрам и резюмировала: «Синдром Титце!»
Равиль выронил ручку.
Я знал, что такое синдром Титце. Но еще я знал, что редкие болезни бывают редко, а частые – часто. Этот синдром, конечно, не Клиппеля – Треноне, но предположить, что девчонка-интерн поставила этот диагноз на утреннем вызове… да и мой диагноз был совсем другим.
Я пересел к пациенту, вытиравшему влажные ладони.
– А вы кем работаете?
– Я менеджер, у нас большая компания.
– И работа ответственная, тяжелая?
Мужик замешкался.
– Ну да, такая…
– Курите наверное?
– Ну что вы! Здоровый образ жизни. Мы с коллегами в футбол вот играем!
– Футбол – это хорошо. А выпиваете?
Пациент улыбнулся.
– Иногда. С супругой по бокалу вина.
– Какое предпочитаете: белое, красное?
Мужчина удивленно посмотрел на меня.
– Розовое.
– Помните, в нашей юности была песня такая: «Я в весеннем лесу вермут розовый пил», – пропел я.
Широкая улыбка озарила лицо пациента.
– Что вы, какой розовый вермут? Мы сейчас хорошее вино пьем, французское.
– И вчера пили? С супругой?
– Ммм… ну да, немного, с морепродуктами.
– Пару бутылок уговорили? Розового? Под мидии в белом соусе?
– Нет, под морской коктейль.
– Ну так чего ерундой-то занимаетесь и доктору голову морочите? Синдром Титце, синдром Титце! – я набросился на мужика, как будто он симулировал диагноз.
