Глава 5
С воеводой проговорили до утра. Князь Петр Иванович вроде как и вовсе не собирался ложиться, и выглядел в сей неурочный час вполне бодро. Широкая, окладистая борода его, истинно княжеская, местами тронутая серебристыми прядями, словно бы олицетворяла всю значимость государственной власти, всю старину и вызываемое нешуточное почтение к старинным родам.
Потемкин велел возжечь свечи, и трепетное желтое пламя мягкими сполохами играло на золотой парче княжеской ферязи. Такая же парчовая, подбитая драгоценным соболем, шапка с венцом с жемчугами венчала голову воеводы, породистые густые усы были тщательно расчесаны, темно-серые глаза из-под больших широких бровей смотрели на собеседника строго, но без особого гнева.
— Ты садись, Никита, не стой, — сняв шапку, кою тут же забрал неслышно подскочивший слуга, Петр Иванович скинул и ферязь и так вот, по-простецки, в кафтане, уселся в резное креслице, жалобно скрипнувшее под дородной фигурой боярина.
— Невместно мне, князюшко, при вас сидети…
— Говорю — садись!
Князь повысил голос, и молодой человек осторожно присел на край лавки.
— Ты воеводе Андрею Васильевичу Бутурлину, чай, не родич? — Потемкин прищурился, положив на стол холеные руки, унизанные драгоценными перстнями и кольцами.
— Да-альний-предальний, — потупившись, признался лоцман. — Они с нами не знаются. Худородные мы.
— Ничего! И худородные могут в князья выбиться, — Петр Иванович усмехнулся, пригладив роскошные усы и бороду — живое воплощение принятых на Руси порядков. Глянешь — вроде дундук дундуком… Ан, не тут-то было! Никита Петрович знал Потемкина как умелого и опытного воеводу, человека умного и дельного. Такой зря кричать да местничать — древностью рода кичиться — не станет.
Вот и князь не кричал, не гневался…
— Вижу, молодец ты ловкий… Ниен добре ведаешь?
— Добре, княже. Я ж в лоцманском деле… Не раз в Ниен хаживал. Да и в Стекольны тоже.
— Sagst du Schwedisch oder Deutsch?
[7] — неожиданно спросил воевода.
Бутурлин невольно вздрогнул: вот уж не знал, что Потемкин знает чужие языки! При всем уважении…
— Ich spreche Schwedisch, Deutsch, und ich spreche Englisc
[8], - быстро ответил молодой человек.
Воевода одобрительно тряхнул бородою:
— Такой-то мне и нужен! Знающий. Ну, каков ты молодец — я уж ведаю… — в голосе воеводы, до того вполне обычном и даже в чем-то мягком, вдруг прорезалась сталь. — За все, что натворил ты — сам знаешь, что положено! Так ведь?
— Так, княже… Да не так! — сверкнув глазами, Никита порывисто вскочил на ноги. — Ежели боярина Хомякина слушать, то да — страшней меня разбойника да лиходея нету! А ежели разобраться по чести…
— Разберемся, — с неожиданным спокойствием вдруг пообещал Потемкин. — Только сперва кое-что для государства российского сделаешь!
Молодой человек закусил губу, силясь унять охватившее его волнение, накатившее внезапно, словно холодная злая волна на мягкий песчаный берег:
— Я… я, княже, за-ради государя да Отечества на все готов!
— А я и не сомневался. Сомневался б — так ты посейчас здесь не стоял, — хмыкнув, воевода властно махнул рукою. — Ты садись, садись, Никита. В ногах правды нет.
— Да я ж, князь…
— Садись, дурная голова! — тряхнув бородой, прикрикнул Потемкин. — Садись. Молчи. И слушай…
Петр Иванович говорил долго и умно, многое из сказанного Бутурлин уже и так знал, но больше — догадывался, и теперь вот был рад услышать от государственного человека, волею царя Алексея Михайловича облеченного нешуточной властью — так сказать, услышать из первых уст.
Начал Потемкин со Столбовского договора, с признания захвата Швецией крепостей Корела и Нотебург и превращения Балтийского — «Варяжского» — моря во внутреннее шведское озеро.
— Понимаешь, Никита, крепко приглядывать за свеями мы более не можем. Ну, никак! Да и торговлишка наша северная… сам знаешь — в чужих руцех. Копорье да Ивангород нынче — тоже под свеями. В случае чего — Псков да Новгород обороним ли? Сильны шведы, сильны!
Тут воевода припомнил недавнее отречение от престола королевы Кристины. Нынче на шведский престол сел Карл Густав, король молодой да ранний, гремевший оружием и в Польше, и по всей Балтике, и ратных своих устремлений отнюдь не скрывавший. В богоспасаемом же царствии Российском тоже спокойствия не было и в помине! Еще толком от Смуты не оправились, как уже — Соляной бунт. Бунтовали в Москве супротив задранных цен на соль, бунтовали столь славно, что едва Кремль не снесли напрочь, вместе с царем и боярами. Еще Никон, патриарх, церковную реформу затеял — многие были против, многие.
Хоть и так — а воевать надо было, это все понимали…
Основные силы царь Алексей Михайлович двинул на Ригу, надеясь на морскую помощь союзных датчан… которые помогать нынче как-то не очень спешили. На Юрьев (Дерпт) отправилась рать воеводы Алексея Никитича Трубецкого…
— Ну а мы, Никитушка, ударим здесь, в Ингрии. На Ниен! Оттого к тебе и задачи — слушай внимательно да на ус мотай.
А Никита Петрович и так слушал, да на ус мотал! Куда уж внимательнее-то? Коль от этого нынче вся жизнь зависела. Впрочем, не только нынче — но и в ближайшем будущем. Ежели, конечно, получится до него дожить.
— Ну, вот так, Никита… — закончив речь, воевода развел руками. — Корабли уж сам захватишь. И людей найдешь. А баркас мы тебе дадим… или так, посуху доберешься?
— Посуху, — подумав, кивнул Бутурлин. — Свеи, ясно, про войско наше проведали. Всех подозрительных проверять будут. А на суше — легче уйти. Шмыгнули в лес — и нет нас.
— Нас? — князь вскинул глаза.
— Людишек с собой верных возьму. Коли, княже, дозволите.
— Да бери… Смотрите только раньше времени не попадитесь.
— И мне б еще лошадей…
— Дам все, что надо… Не думай. Еще и слова тайные к верным нашим людям в Спасском селе дам. Нарва, она же Везенберг, Рига, Ревель. Запомнил?
— Запомнил… И вот еще, батюшка-воевода… Человечек тут один в остроге сидит… — вдруг вспомнил Никита. — Казни дожидается…
Потемкин насупился, побарабанив по столу тонкими, унизанными драгоценными перстнями пальцами.
— Кто таков? Вор, лиходей, разбойник?
— Еще и пират… — мягко улыбнулся лоцман. — Зовут — Петруша Волк…
— Петруша Волк?! Это не тот ли… — воевода резко оборвал готовый вырваться гнев. Усмехнулся: — Пират, говоришь? Точно ли? Откуда в глуши здешней пираты?
