— А два талера не хочешь!
— Два талера!!! — Алатырь чуть было не поперхнулся слюной. — Это ж добрая нетель. Или телок! Два талера…
— А ежели с кружевной вуалью — так и все пять!
— Пять!!! Так это, господине, правильно наши бабу ее не отпускают. Пущай эти шляпы шьют! Мануфактуру заводят.
— Дочь отцу вернуть! — со всей четкостью приказал Никита Петрович. — Немедленно. Не захочет — связать и в лодку. Ну, а шляпная мастерская — дело доброе. Потом с этой Кристиной можно и еще разок переговорить. Раз уж, говорите, девка ушлая.
— Да еще какая ушлая-то, господин!
* * *
После того, как люди Алатыря увезли девчонку, Бутурлин долго не мог успокоиться — все думал, как пройдет возвращение. Все ли там гладко сложится? Не устроит ли хитрый судья какой-нибудь хитромудрой каверзы, засады?
Нет, все сложилось, как надо. Не было никакой засады, да к дому судьи Кристину и не приводили, просто высадили неподалеку от пристани, там, где проходила дозором стража.
— Да ты не сомневайся, господине. Там все гладко прошло! — перекрестившись, заверил тот самый курносый парнишка с добродушным лицом. Звали его Акимом.
— Так свеи за лодкой не проследили?
— Да не, — божился Аким. — Они на нас и не смотрели вовсе. Как девку увидали — обрадовались.
— Не смотрели, говоришь…
Никита Петрович невольно глянул в оконце — прямо к избе, что-то крича и размахивая руками, бежал Алатырь Татарин. А ведь этот человек всегда был спокоен, как старый дуб. И вот на тебе — бежал, кричал, махал руками! Что ж такое случилось-то?
— Беда, Никита Петрович! — рванув на себя дверь, с порога выпалили Алатырь. — Свеи!
— Что?!
— Целая сотня! Мушкетеры, пикинеры, факельщики. Идут к Спасскому… Ох, мыслю, сожгут село!
Бутурлин думал не долго:
— Коль такое дело, вели бить алярм! Объявляй тревогу. Выступаем на Спасское! Ударим всей силой, ага… Выбьем шведа… а там, скоро и наши…
Войско собралось быстро. Выстроились, все парни ладные, молодец к молодцу, вот только с оружием плоховато. Дюжина фитильных мушкетов всего, да с полдюжины аркебуз. Еще парочка рейтарских карабинов, да пистолетов — штук пять, пушек же и вовсе нет — вот и все вооружение. Так, больше холодное да древковое — сабли, рогатины, топоры. Еще — охотничьи луки со стрелами. Ежели по оружию судить, никак не выстоять охочьим людям против регулярного шведского войска, никак. Но то, если по оружию… а вот еще есть боевой дух!
— Построение боевое знает кто? — пройдясь вдоль шеренги, сверкнул очами Никита Петрович. — Каре там, плутонги?
Тишина в ответ. Ничего такого не ведали ополченцы. Хорошо хоть стрелять да топорами махать умели. Ну, что тут скажешь? Бутурлин только и мог, что корить себя лично — давно надобно было самочинному войску смотр устроить. Надо бы было, да… Но все как-то другие неотложные дела имелись. А теперь что уж руками махать?
— Ну, что, парни… На ходу учиться будем. В бою! А ну все… нале-во! Шагом… арш! Раз два, раз-два… левой…
Промаршировав до гати, рассредоточились, выстроились в колонну по одному, пошли дальше след в след, осторожно ступая по чавкающим в жирной грязи бревнам и валежнику. Шли осторожно, и все же пара-тройка бойцов угодили-таки в трясину, пришлось вытаскивать.
— Дым! — выбравшись на твердую землю, выкрикнул Алатырь Татарин. — Вон, как валит. Верно, свеи село подожгли.
— Все село — нет, — Бутурлин присмотрелся, нервно поглаживая бородку. — Одна изба горит. Или амбар — дыма-то маловато. Ну, что, все пришли?
— Все, господин капитан! — вытянулся Алатырь. — Выступаем?
— Нет, — лоцман покачал головой. — Сперва вышлем разведку. Сам пойду… Ну, и со мной давай кого-нибудь посмекалистее.
— Слушаюсь, господин капитан! Эй, Акимка… и ты, Мефодий… Подь сюда, живо.
В последнее время Алатырь Татарин упорно именовал Никиту капитаном, хотя, если подумать, никакого особенного воинского чина у Бутурлина не было. Он же не в полку нового строя служил, чтоб иметь европейское звание. Однако же кораблем — отбитой у шведов шнявой — командовал… Значит, правильно все — капитан.
Отобранные командиром смышленые парни — курносый Аким и длинный, с некоторой сутулостью, Мефодий — подойдя, выжидательно уставились на Бутурлина. Оба — в обычных сермяжных рубахах, однако же с трофейными кожаными портупеями-ремнями, к коим привесили сабельки и ножи. У Мефодия торчал еще и пистоль, а вот рожка для натрусочного пороха что-то видно не было, как и сумки для зарядов.
— Заряжен, — шмыгнув длинным, с горбинкою, носом, заверил парень. — А пули да порох у меня в котомочке, вона.
— Добро, — Никита Петрович кивнул. — Пистоль тоже в котомку переложи, чтоб не мешался.
— Слушаюсь, господин капитан!
— Ну, что же… Алатырь, ждите. Выставьте охранение, устройте засады. Если вдруг появятся шведы — начинайте бой. Ну а мы… Пошли, парни! С Богом.
Вечерело. Низкое солнце стекало в реку сусальным золотом. Порывы небольшого ветерка шевелили росшие у самой воды ивы и вербы. От пристани валил густой черный дым. Горели купеческие амбары. Рядом с амбарами выстроились — точнее сказать, были выстроены — угрюмые люди, со связанными руками, как видно — заложники или просто пленные, судя по одежке — приказчики и средней руки купцы.
У самой пристани покачивались на воде четыре морских баркаса, вместимостью человек по тридцать — тридцать пять. Из баркасов высаживались солдаты: мушкетеры в синих коротких камзолах и широкополых шляпах, пикинеры в кирасах и железных касках, еще и артиллеристы в темно-бордовых колетах и черных широких штанах… Пушки! Они выгружали пушки! Знаменитые шведские полковые пушки, появившиеся не так давно, во времена Густава Адольфа и изменившие весь ход многочисленных войн. Медные орудия, весившие семь пудов, могла тащить всего лишь одна лошадь, а непосредственно на поле боя с ними без особого труда управлялись трое солдат. Стреляли они трехфунтовыми ядрами и картечью… К примеру, у французов чугунная трехфунтовая пушка весила тридцать пудов и требовала четырех лошадок. Попробуй-ка такую потаскай! А все шведская медь и качество литья.
— Тюфяки… — укрываясь в кусточках, прошептал Аким. — Пушечки… А у нас ведь пушки не хуже, правда?
— Лучше, — Бутурлин прищурился и приставил ко лбу ладонь, закрывая глаза от солнца. — Лучше. Но свейские — легче. И навострились они с ними — ого-го как! Видите, мешочки выгружают?
— Уга.
— Это заряд. Сразу картечь и точно отмеренный порох. Чтоб быстрей заряжать… Ну, парни… сколько орудий насчитали?
— Всего-то четыре, господин капитан!
— Для нас и это — много, — осадил Никита Петрович. — Считайте солдат. Аким! Быстро к нашим. Пусть выступают, как можно скорей. Пока не выгрузились.
