Пара рейтар свалилась… Пара лошадей… Ну, и все…
— Эх, что же делать-то?
А делать было нечего. Лишь погибнуть с честью, не посрамив русской земли. Погибнуть…
— Ну, братцы, держитесь!
Похоже, все уже скоро закончится… закончится смертью. Чуда не будет…
И вдруг…
Справа со стороны крепости вдруг послышались громовые крики «ура»! Затрубили трубы, грозно зарокотали барабаны. Появилась новая лава — всадники в стеганых тегиляях, с саблями, с пиками наперевес! Их вел какой-то грузный воевода — по всей видимости, боярин или даже князь. Верхом на горячем белом коне, в блестящей бандане, в высоком шлеме — шишаке, боярин несся в первых рядах. В правой руке его сверкала сабля, в левой — дымился от только что произведенного выстрела короткий пистоль. Рядом с боярином скакал такой же отряд — в шлемах и панцирях, с карабинами и палашами. Ратников было много — откуда они только взялись? Верно, выскочили из крепости… Вовремя! Вовремя… Услыхал Господь молитвы, услыхал…
Две лавы сшиблись, началась кровавая рубка… Впрочем, длилась она недолго: увидев численное превосходство врага, шведы предпочли отступить.
— Догнать! — отдав приказ, боярин повернул коня к ополченцам.
Подъехал, спешился — весь из себя дородный, с круглым щекастым лицом и густой светло-рыжей бородою, кокетливо заплетенной в две косички.
— Ну, здоров, молодцы!
— И ты здрав будь, батюшко! Благодарствуем — спас! Все б такие, как ты, были…
— Ничо…
Улыбнулся боярин, пригладил бороду со всем своим довольством… и вдруг маленькие, глубоко посаженные глазки его удивленно округлились, кустистые брови поползли вверх:
— Однако здравствуй, Никита Петрович! И ты здесь?!
— И тебе, Анкудей Иваныч, не хворать…
Узнав в спасителе давнего своего соседа и врага боярина Хомякина, лоцман не знал, что и делать. От такой встречи опешил малость, но все же поблагодарил — никуда не денешься. Правду сказать, если б не Хомякин — туго бы бутурлинскому отряду пришлось, да и стрельцам бы — несладко.
— Что это ты, Никита Петрович, в платье басурманском ходишь?
— Про то князь-воевода знает.
— Ах да, да… холопи твои при нем обретаются, отроцы… Отойдем?
— Обождите малость, — махнув своим, Бутурлин следом за боярином направился к ольховнику, заваленному трупами шведов. Ветер разносил дым, шевелил матовые остроконечные листья.
— Вот что, Никитушка, — повернувшись, хрипло молвил боярин. — Ты знаешь, и я ведаю… Мы с тобою — враги. Там, дома. Здесь же мы — вместе. Вражины тут нынче другие — свеи. Согласен со мною?..
— Тогда держи пясть! Вражду свою мы там, дома, докончим… Здесь же свеев воевать надобно, а не грызться промеж собой.
Пожал Бутурлин боярскую руку. Руку врага своего пожал. А что тут скажешь? Нынче прав был Анкудей Иваныч Хомякин. Насквозь прав!
* * *
Город горел, исходя едкими дымами. Никто уже его не защищал. Кто успел — сбежал, кто не успел — тому не повезло. Война есть война — горе побежденным! Войско воеводы Потемкина взяло и крепость, и город, и теперь, по обычаю, Ниен был отдан на разграбление ратникам — на целых три дня.
Покусывая усы, Никита Петрович шел по такой родной и знакомой Королевской улице, ныне казавшейся чужой. Тут и там вались трупы — мужские, женские, детские… женские — в основном полураздетые, а то и вовсе без одежды. Попользовались победители — такие уж были времена.
По домам обывателей шныряли озабоченно-радостные стрельцы и прочие служилые люди — тащили добро. Кто гуся, кто корзину со всякой снедью, а вот сразу четверо стрельцов, отдуваясь, выносили на улицу тяжелый резной шкаф со стеклянными вставками.
— Шкаф-то вам зачем, черти? — проходя мимо, удивленно бросил Бутурлин. — С собой-то домой не потащите ведь.
Лоцман уже был одет в стрелецкий кафтан, чтоб не приняли за шведа. С кафтаном удружил сотник — хороший человек оказался. Жалко, ранили тяжело — пуля угодила в колено. Будет ли теперь ходить? Эх, бедолага.
— Да в нем тайник, в шкафу-то, — обернувшись, пояснил один из парней. — Горницы-то у них узкие, там несподручно рубить. Вот мы и… Сейчас управимся…
— Ну, удачи вам.
— И тебе не хворать, братец.
Бутурлин искал своих. Игнатку с Ленькой. Хомякин сказал — те были при воеводе. А где нынче воевода — пока еще никто точно не сказал. Да и до воеводы ли? Когда тут такая вольница! На три дня… не так уж и много.
Где-то рядом истошно закричала женщина — Бутурлин равнодушно прошел мимо. Война есть война. Если б шведы захватили, скажем, тихвинский посад, так и они вели себя точно так же. Как уже бывало не раз. И будет еще… Победитель всегда прав! Горе побежденным…
Так-то оно так, но… А если бы здесь вот сейчас находилась бы возлюбленная Аннушка… Ее спас бы! Несомненно. Жизнь бы отдал. И Рибейруша бы спас, и доктора… увы, тех уже давно казнили. Эх… добрые были друзья.
Из крайнего — на углу — дома снова донесся крик. Истошный, женский… Такой резкий, что лоцман невольно повернул голову… и заметил валявшийся на крыльце какой-то предмет… Веер! Желтый шелковый веер с лаковой бамбуковой ручкой. На шелке черной и красной тушью нарисованы затейливые иероглифы. Веер… Тот самый… что подарил Марго… или как ее там? Да как бы ни звали…
Обнажив шпагу, Бутурлин ворвался в дом… И застыл. На столе была разложена — именно что разложена — абсолютно нагая Марго, ее белое тело украшали синяки и ссадины, изо рта доносились стоны… Какой-то осанистый мужик со спущенными штанами, пристроившись к деве, мерно дергался, остальные держали несчастную и гнусно смеялись. У самого порога лежала еще одна голая девушка — истерзанная и мертвая, с пробитой клевцом головою. Что ж… Попользовались и убили. Как вот и эту убьют… и она это, верно, если и не знает, то предчувствует — точно.
— Здорово, молодцы! — хмыкнул лоцман. — Это что тут у вас?
Дергающийся мужик обернулся… Знакомая толстая морда, заплетенная в косички борода… Хомякин!
— Никитушка! — подтянув штаны, усмехнулся боярин. — И ты здесь! Девку хошь? Тощевата правда, однако ж…
— Хочу, — отрывисто бросил молодой человек. — Я ее с собой уведу, если можно.
— Хо!
— Это служанка моя.
— А, служанка… Тогда забирай, — покладисто бросил Хомякин. — Мы себе другую найдем. Домов-то здесь много…
— Так забираю? — осмотрев комнату, Бутурлин заметил в углу рваное платье. Поднял, бросил Марго…
Анкудей Иваныч великодушно махнул рукой:
— Да забирай, забирай! Не хватало нам еще из-за девки ссориться. Да! Ты воеводу-то нашел?
— Нет еще, — вытолкнув несчастную деву, лоцман обернулся на пороге. — А что?
