Павлик попытался поставить себя на место преступников. Как бы он поступил в их положении? Операция сорвалась, а телефоны, скажем, действительно вышли из строя или прослушиваются. Вот если бы они, допустим, с Бартеком были преступниками и им надо было встретиться... Дома бы не стали встречаться, дома родные, сразу заподозрят, Да и не надо им знать, что он с сообщником видится. Они с Бартеком заранее на такой случай придумали бы место, где встречаться, если что... И тогда, действительно, трудно найти место лучше, чем этот двор. Вход с двух улиц, во дворе ни газона со скамейками, ни песочницы для малышей, и с другой стороны только зады магазинов, глухие стены без окон. Да еще дополнительные удобства в виде нагромождений пустых ящиков и прочего хлама. Во двор приходят с разных сторон, мимолетная встреча — и расходятся в разные стороны. Но почему именно в этом дворе и в этот момент?
Каким-то шестым чувством поняв, о чем раздумывает брат, Яночка ответила:
— Вчера у них произошла осечка, сорвалась операция. И этот, в машине, мог смыться, не до конца поняв, в чем дело. А второй все видел с другой стороны, тоже издали, поэтому полиция его и не загребла. А первого Хабр обнаружил, он умчался и, наверное, колесил по городу, боялся, ведь за ним могли следить. И следили бы, если бы поручик узнал о нем немного раньше...
— Ты как догадалась, о чем я думаю? — удивился Павлик. — Телепатия какая-то...
— Никакая не телепатия, просто я о том же думала. И если этот двор они заранее наметили для встреч при таких непредвиденных обстоятельствах... И время тоже раз и навсегда установили. Сколько сейчас? Без двадцати восемь. Значит, встреча назначена была на девятнадцать тридцать.
— Я тоже до этого места додумал. Но вот почему именно в этом дворе? Ты как думаешь?
— А где еще им встречаться? В парке? При такой погоде?
— Так ведь нет дождя.
Все равно, время года не то, в парке как раз подозрительно сейчас прогуливаться, еще глупее, чем нам на роликах или на велосипеде за ними мчаться. А раз глупо, значит, привлечет внимание, ежу ясно.
— Могли бы встретиться на кладбище, — предложил мальчик. — Или на вокзале. На лестнице у рынка. В очереди за минералкой на задах «Суперсама». Вроде как один помогает другому поставить в багажник машины ящик с бутылками... Вон сколько возможностей!
— И везде увидят люди, — возразила сестра, — а тут никто не увидит.
— Правда, только пан Вольский и ты...
— И больше никто! Да и я бы не видела, если бы не сидела в углу двора на ящике. Лучшего укрытия нарочно не придумаешь! Рядом стояли и не видели меня. Не знаю, найдется ли в Варшаве второе такое удобное место для тайных встреч.
— А если и найдется, они могут о нем не знать, — согласился брат. — Что он застрял у витрины?
Яночка с Павликом, следуя за паном Вольским, дошли до улицы Одыньца, где упомянутый пан и в самом деле как приклеился к одной из витрин магазина. Стоял и стоял, будто в жизни ничего интереснее не видел! Пришлось и детям остановиться. Спрятавшись за утлом, они ждали. Хабр сел на тротуар и тоже ждал.
И тут подошел автобус. Дети и не заметили, что витрина, к которой прилип пан Вольский, находилась как раз у автобусной остановки. Автобус остановился, но старик не обратил на него внимания, продолжая изучать витрину. И только в самый последний момент, когда двери автобуса уже закрывались, он, совершенно неожиданно обернувшись, одним прыжком вскочил в автобус. Дверцы захлопнулись, чуть не прищемив его, и автобус двинулся с места. Догнать ускользнувший объект у преследователей не было ни малейших шансов.
— Обвел он нас... как детей, — с горечью констатировала Яночка. — Ты хоть заметил, какой это был автобус?
— Откуда? — буркнул расстроенный Павлик. — Только надпись громадными буквами: «Стиральные порошки «Поллены» лучшие...» Посмотрим хотя бы, что он там рассматривал.
— Оказалось, пан Вольский так пристально рассматривал витрину маленького обувного магазина.
Тяжело вздохнув, дети печально смотрели вслед Удаляющемуся автобусу, увозящему пана Вольского и огромную рекламу фирмы «Поллена».
— Теперь совершенно ясно, что без Рафала не обойтись, — сказала Яночка. — Вежбинский.
— Рафал опять станет отговаритьвая своим аттестатом зрелости, — возразил Павлик. — А при чем тут Вежбинский?
— Это я вспомнила фамилию поручика, — ответила сестра. — Когда он представлялся маме, сказал: «Честь имею, помощник комиссара полиции поручик Вежбинский». Надо бы ему позвонить, согласен? Пусть по всем этим адресам устроит засады.
— А если мы его не застанем в комендатуре?
— В таком случае попросим передать ему, и поскорей. Пусть разыщут, скажем, дело срочное. — Могут начать красть уже сегодня ночью!
— Тогда пошли к Бартеку, от него и позвоним, — решил Павлик. — Во-первых, я обещал и его привлечь, а во-вторых, поглядим, что он для нас успел изготовить. А то прямо совсем пустой вечер, ничего не сделали... Начнем с их мастерской, может, он еще там сидит...
Бартек, наоборот, за сегодняшний вечер совершил нечто грандиозное.
Интерес к слесарному делу проявился в ребенке с самого раннего возраста. Когда сыну было всего четыре года, папе пришлось прятать от него инструменты, ибо сын с увлечением проделывал дырки во всех металлических предметах, какие только попадались под руку. И когда мальчик достиг солидного возраста восьми лет, отец пришел к выводу, что разумнее учить сорванца слесарному делу, чем беспрерывно отбирать у него из рук всевозможные опасные предметы, оберегая квартиру и мастерскую. Мальчик не только учился с энтузиазмом и вдохновением, но и проявил несомненный талант в слесарном деле, и вскоре пан Марчак, гордившийся сыном, но старавшийся не показать этого, предоставил своему отпрыску полную свободу. Тот мог пользоваться в мастерской всем, чем хотел.
Пан Марчак, очень заинтригованный, тем не менее не стал спрашивать у сына, что такое он химичит с чупагой и зачем ему это. Более того, отец немного помог сыну, потому что работа была тонкая. Вон как оттачивает тонкий, как игла, штырь на конце сувенира! Зачем ему, отцу, знать, что сын собирается делать с чупагой? Возможно, просто оттачивает свое мастерство...
Дело рук Бартека привело в полный восторг брата и сестру.
— Вот это вещь! — восклицал Павлик, с энтузиазмом нажимая на кнопку, вследствие чего из наконечника чупаги высовывался тонкий острый штырек и прятался после второго нажатия. — Вот это да! Гениально! Что и требовалось!
Мастер скромно пояснял:
— Видишь, прячется целиком, еще в запасе два миллиметра, можешь подпираться сколько хочешь, не затупится.
— А я? А мне? — выкрикивала Яночка. — Мне тоже такую хочется!
— Кончай метать икру! — сурово одернул ее брат. — Девчонкам такое ни к чему, обойдешься и зонтиком. Очень неплохо себя проявил!
