Я пытаюсь успокоить нарастающее безумие, которое скручивает все внутренности.
– Откуда? Откуда ты это знаешь?
Она вздыхает.
– Потому что мое предназначение затянулось на сто лет.
Моя челюсть невольно падает на пол. Сто лет.
– То есть… ты хочешь сказать, что на пожаре все не закончилось?
– Я хочу сказать, что твое предназначение не заключалось в выполнении одной задачи.
Я вскакиваю на ноги, потому что не в силах усидеть на месте.
– Ты не могла сказать мне этого… ну, до пожара?
– Я не могу поделиться с тобой ответами, даже если знаю их, Клара, – объясняет она. – Если бы я так поступила, это могло бы изменить итог. Так что просто поверь: ты получишь все ответы в нужное время.
И снова в ее взгляде мелькнула грусть. Словно я разочаровала ее прямо в это мгновение. Но в ее сияющих глазах я вижу кое-что еще: веру. В ней все еще жива вера, что все в нашей жизни соответствует какому-то плану или замыслу и следует по выбранному кем-то свыше направлению. Я вздыхаю. У меня никогда не было этой веры и, боюсь, никогда уже не возникнет. Но несмотря на некоторые проблемы с взаимопониманием, я доверяю ей. В том числе свою жизнь. И дело не только в том, что она моя мама, но и в том, что она, не задумываясь, отправилась спасать меня.
– Ладно, – говорю я. – Но знай, что мне это не нравится.
Она кивает и снова улыбается мне, но отголоски печали все еще видны на ее лице.
– Я в этом и не сомневаюсь. Ты же все-таки моя дочь.
Я решаю рассказать ей о своем сне. Чтобы узнать, считает ли она это действительно важным. Вдруг это не просто сон. Что, если это видение? О моем, судя по всему, не закончившемся предназначении.
Но тут в дом входит Джеффри и, конечно же, тут же кричит:
– Что у нас на ужин?
Он всегда думает о еде. Мама отвечает ему и сразу же начинает суетиться на кухне, разогревая нам ужин. Меня поражает ее способность вести себя так, словно мы обычные подростки, вернувшиеся домой после первого учебного дня. Словно нет никаких предназначений, отданных небесами, падших ангелов, которые открыли на нас охоту, и плохих снов. Словно она ничем не отличается от любой другой мамы на свете.
После ужина я расправляю крылья и отправляюсь в «Ленивую собаку», чтобы повидаться с Такером. Добравшись до места, я стучу в окно его спальни и вижу удивление на его лице.
– Привет, красавчик, – говорю я. – Можно войти?
– Конечно, – отвечает он и целует меня, а затем быстро перекатывается через кровать и запирает дверь.
Я пролезаю в окно и, выпрямившись, оглядываю его комнату. Здесь тепло, уютно и чистенько. Хотя с последним я погорячилась. Клетчатое покрывало небрежно наброшено поверх простыней, стол завален стопками учебников, комиксами и журналами о родео, в углу дубового пола, покрытого тонким слоем пыли, валяется скомканная толстовка и пара носков, на комоде выстроилась коллекция ковбойских шляп вместе со старыми солдатиками из зеленой пластмассы и парой рыболовных приманок, а над дверью шкафа прибита ржавая подкова. Это так по-мальчишески.
Он поворачивается ко мне, почесывая затылок.
– Ты же не станешь теперь появляться посреди ночи, чтобы посмотреть, как я сплю, словно маньячка? – шутливо спрашивает он.
– Каждая минута вдали от тебя медленно убивает меня, – говорю я в ответ.
– Это значит «да»?
– Ты что, жалуешься? – изогнув бровь, интересуюсь я.
– Нет, – усмехается он. – Определенно нет. Просто хотел знать, стоит ли надевать что-то еще, кроме боксеров, в постель.
От его слов я тут же заливаюсь румянцем.
– Ну… не стоит менять свои привычки из-за меня, – заикаясь, выдавливаю я.
Такер смеется, а затем пересекает комнату и снова целует меня.
Несколько минут мы обнимаемся в его кровати. Но дальше нескольких поцелуев не заходит, потому что Такер считает, что не должен покушаться на мою добродетель, раз в моих жилах течет ангельская кровь. А затем мы просто лежим, пытаясь отдышаться. Положив голову Такеру на грудь, я прислушиваюсь к мерному биению его сердца и в тысячный раз думаю о том, что он, без сомнений, лучший парень на планете.
Такер поднимает мою руку и переплетает наши пальцы. Мне нравится грубая, мозолистая кожа на его ладонях, которая лишь подтверждает, как много ему приходилось работать в жизни. А ведь именно благодаря этому он стал таким, какой он есть, и, несмотря на грубоватые руки, его прикосновения наполнены нежностью.
– Так ты когда-нибудь расскажешь мне, что случилось во время пожара? – неожиданно спрашивает он.
Что ж, время обнимашек прошло.
Думаю, я понимала, что он когда-нибудь задаст этот вопрос. Но надеялась, что это никогда не случится. Ведь я не смогу рассказать свои секреты, невольно не упомянув секреты других.
– В тот вечер…
Я поднимаюсь и усаживаюсь на кровати. Но не знаю, что сказать. Слова просто застревают у меня в горле. Думаю, именно так чувствует себя мама, когда пытается утаить правду от людей, которых любит.
– Не переживай, – говорит он, усаживаясь рядом со мной. – Я все понимаю. Это сверхъестественные ангельские штучки, и ты не можешь мне об этом рассказать.
Я отрицательно качаю головой. И решаю не идти по стопам мамы.
– Анджела решила собрать клуб для обладателей ангельской крови, – начинаю я, хотя и понимаю, что он спрашивал не об этом. И совершенно не это ожидал услышать.
– Так в Анджеле Зербино тоже течет ангельская кровь?
– Да.
Он фыркает.
– Ну, думаю, это многое объясняет. Она всегда казалась мне немного странной.
– Эй. Во мне тоже течет ангельская кровь. Ты хочешь сказать, что и я тоже странная?
– Да, – отвечает Такер. – Но мне это нравится.
– Ох, ну тогда ладно. – Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но затем быстро отстраняюсь.
– В Кристиане тоже течет ангельская кровь, – продолжаю я и, собрав всю свою храбрость, встречаюсь с ним взглядом. – Но я не знала об этом до пожара. Он Квартариус. Вроде меня.
Глаза Такера округляются.
– Вроде тебя, – отведя глаза, равнодушным голосом повторяет он.
Долгое время никто из нас не произносит и слова.
– Какое совпадение, правда, что столько обладателей ангельской крови собрались в Джексоне? – наконец выдает он.
– Да уж, это оказалось большим сюрпризом, – признаю я. – Но вот насчет совпадения не уверена.
Такер громко сглатывает. Я вижу, как он старается сохранять спокойствие и притвориться, что его не пугают все эти ангельские штучки. Что он не встал на пути у чего-то более важного, чем он сам. Уверена, он отступил бы, если бы думал, что хоть как-то мешает исполнению моего предназначения. И уже готов примерить маску уходящего от любви мужчины. Как делал это раньше.
